18
– Что за чертовщина? – недовольно обернулся Марков, пытаясь разглядеть, что творится за колыхавшейся сзади людской стеной.
Линдсей крепко держалась за его руку. Они почти добрались до входа в Большой салон, где должен был состояться прощальный показ коллекции Казарес. Старинная архитектура окрестных зданий – островерхие крыши, изящные окна и фронтоны в стиле семнадцатого столетия – должна была настраивать на идиллический лад. Однако то, что творилось вокруг, иначе, как адом, назвать было трудно. Впереди Линдсей видела застывших в чинном спокойствии служащих фирмы в строгих черных костюмах и мускулистых ребят из охраны. Но до них нужно было еще добраться. А сейчас кругом – спереди, сзади, с боков – бесновалась толпа, одержимая одной целью: любой ценой прорваться к входу. Все по какой-то неведомой причине ожесточенно работали локтями, чтобы дойти до цели первыми, словно могли опоздать. Перед нею уже несколько минут маячили спины трех редакторов известных журналов мод, главного закупщика для сети магазинов «Блумингдейлз», французской кинозвезды – давнего клиента Дома Казарес, – прославленной своей загадочной красотой и умением жить с шиком, международно признанного рок-идола, а также его жены, уже пятой по счету. Плюс море безвестных голов, плеч, спин, рук, размахивающих из стороны в сторону. Повсюду мелькали белые пригласительные билеты. Линдсей не переставала удивляться тому, что абсолютно все – именитые и никому не известные, могущественные и не пользующиеся никаким влиянием, богатые и бедные, старые и молодые – неизменно обязаны были проходить одну и ту же изматывающую процедуру. По словам всезнающего Маркова, все ведущие кутюрье намеренно нагнетали ажиотаж вокруг своих выставок, искусно создавая давку на входе, доходящую до паники. Они вполне рассчитанно унижали тех, на кого хотели произвести впечатление своими моделями.
– Это называется адреналиновой накачкой, – объяснил Марков, когда их трудный путь к дверям зала только начинался. – А проще говоря, запугиванием: мол, захотим – и не пустим тебя на свой божественный праздник, будь ты хоть королевой английской. Они хотят, чтобы мы на коленях перед ними ползали, лишь бы нас допустили в узкий круг «избранных». Прорвался в зал – и рад без памяти. Какое уж тут критическое восприятие действительности? Так-то вот, Линди. Манипуляторы вонючие…
Линдсей не могла с ним не согласиться, однако была бессильна противиться тому, что происходило вокруг нее. Массовая истерия, заметно усилившаяся за последние полчаса, не обошла стороной и ее. Тело ныло от толчков и пинков, голова раскалывалась от боли – в этой толчее было просто не продохнуть. Но все это было второстепенным: лишь бы протиснуться в салон, лишь бы занять свое место в заветном ряду! Она и тогда будет разевать рот, задыхаясь от духоты. Ей и тогда будет дурно от запаха пота и калейдоскопа мельтешащих лиц. Но это ни в малейшей степени не будет волновать ее. Главное то, что будет подтверждена ее исключительность! Подтверждена теми, кто унижает сейчас ее и всех вокруг. Вот что было для нее по-настоящему ценно… Было до сегодняшнего дня. Теперь же, задумавшись над едкой репликой Маркова, она почувствовала, что начинает презирать себя.
Тем временем паника нарастала. Было такое ощущение, что толпа вот-вот повалит ее на землю и растопчет. У Линдсей не было ни сил, ни желания оглядываться, чтобы увидеть, что там, сзади, так заинтересовало Маркова. «Дайте же пройти! Господи, хоть бы до места добраться», – озлобленно думала она.
– А вот и фараоны пожаловали. – Марков по-прежнему смотрел назад, рискуя свернуть себе шею. Он даже свои темные очки снял на секунду, чтобы лучше было видно. – Штурмовиков нам здесь только не хватало. Гляди-ка, Линди, Группа вмешательства![48]
Линдсей отважилась бросить взгляд через плечо и была поражена. Сквозь немногочисленные просветы в толпе она смогла увидеть, как подъезжающие один за другим зловещего вида черные фургоны оцепляют здание. Вспыхнула перебранка. Какие-то господа, как видно облеченные властью, пытались очистить проезжую часть от «Мерседесов» Дома Казарес и громоздких грузовиков телевидения. Коротко и мощно рявкнула сирена. Черные двери фургонов распахнулись, изрыгнув людей в блестящих шлемах и черной форме. Кто-то сзади изо всех сил пихнул Линдсей в спину.
Она думала, что упадет, но все же чудом удержалась на ногах, успев вовремя вцепиться в рукав Маркова.
– Какого дьявола?.. Я думала, они только с беспорядками борются. Террористов обезвреживают…
– С такими лучше не связываться – это единственное, что я могу сказать тебе о них наверняка, – криво ухмыльнулся Марков. – И в том, что они тут появились, не вижу ничего хорошего. Эти ребята не отличаются чувством юмора. К тому же вооружены до зубов. Одним словом, в высшей мере приятные люди. Одеты изысканно. Ты не находишь, Линди? Одна черная кожа на них чего стоит. И ботиночки эти фашистские.
– Интересно все-таки, что им тут нужно? Хотя, знаешь ли, лучше бы тебе держать язык за зубами.
Однако Маркова уже понесло. Ответом на ее слова была еще одна кривая ухмылка. Сейчас он чувствовал себя знаменитостью и, работая на публику, изрекал свои мысли вслух, чтобы все могли подивиться их мудрости.
– Полагаю, – произнес Марков нарочито равнодушным тоном, – они фильтруют толпу. Будут всех проверять – вон уже и «загон» поставили. Для них простой человек – все равно что скот. Но ты туда не гляди. Можешь не волноваться – мы, можно сказать, уже на месте.
Очередная волна человеческих тел внесла их в открытые двери. Линдсей увидела ряды позолоченных кресел, ряды телекамер, ряды юпитеров, изливающих ослепительный свет. Миловидные девушки в одинаковой униформе, несшие караульную службу в этом святилище, то и дело пшикали ароматным спреем из хрустальных пузырьков. На Линдсей повеяло весной: воздух пах нарциссами и гиацинтами. Девушки, не скупясь, разбрызгивали духи «Аврора». Аромат становился все более удушливым.
В дверях она все же оглянулась. «Загон» оказался огороженной площадкой в уголке двора перед зданием. Там уже набралось немало народа – небогатого, молодого и возбужденного. Это были в основном студенты, а также полусвихнувшиеся поклонники мод и моделей. У кое-кого из них, возможно, и были пригласительные билеты. Но подавляющее большинство, несомненно, норовило проскользнуть в зал безбилетниками. Каждый год во время каждого показа находились счастливчики, которым это удавалось. Такие пускали в ход все средства – лесть, ложь, подлог, а иногда и силу. На тех, кто попал в «загон», было больно смотреть. Их отчаяние не поддавалось описанию.
Марков был прав: жандармы в черном обрушились в первую очередь именно на эту категорию гостей. Линдсей видела, как оттаскивали в сторону кого-то высокого и длинноволосого. Молодой человек, которого волокли за волосы, ругался визгливо и затейливо. Как раз в тот момент, когда толпа вносила ее внутрь салона, он благим матом заорал от боли. Потом крики стихли.
Было уже начало двенадцатого. Даже в Доме Казарес, где мероприятия организовывались с почти военной четкостью и точностью, показ начинался с явным опозданием. Несмотря на чудовищный наплыв зрителей, салон еще не заполнился и наполовину. Но здесь уже царило смешение красок, жестов, воздушных поцелуев, легких объятий, радостных возгласов. Кое-где вспыхивали обычные в подобных случаях схватки за места: слышались взаимные упреки и оскорбления, а наиболее азартные не прочь были испробовать и физические меры воздействия на упрямого противника. Вчера, например, на показе у Шанель две утонченно одетые дамы довели свой спор до рукопашной, принявшись тузить друг друга сумочками на золотых цепочках. Кстати, сумочки были абсолютно одинаковыми – обе от Шанель. Марков и Линдсей получили от этой сцены истинное наслаждение.
48
Группа вмешательства Национальной жандармерии, или «супержандармы», – французское элитное спецподразделение по борьбе с терроризмом, созданное в 1974 году.