– Как же вкусно.
– Премного рады-с, – умиляется половой и подливает уставшему гостю вторую стопку.
– Скажи-ка, братец, а что это у вас за гравюра на стене? – произносит Александр Иванович, отодвигая от себя пустую тарелку.
– Ну как же-с, изображение дуэли господина Онегина с господином Ленским.
– Под грудь он был навылет ранен, дымясь, из раны кровь текла…
– Так точно-с…
– А я ведь, знаешь, братец, тоже человека на дуэли убил, вернее, вообразил себе, что убил.
– Как такое возможно-с, ваше благородие, не понимаю-с.
– А вот я тебе сейчас объясню, – с этими словами подпоручик К достает из нагрудного кармана кителя записную книжку, раскрывает ее на нужной странице и начинает читать:
«В тот вечер мы с штабс-капитаном Рыбниковым отправились в одно еврейское заведение «У Шимона», которое он мне рекомендовал как место достойное во всех отношениях. И действительно, горячие закуски здесь были восхитительны. Мы, разумеется, выпивали, беседовали о полковой жизни, в которую мне предстояло окунуться, а штабс-капитан был в ней весьма искушен. Вскоре к нам присоединился актер местной антрепризы господин Приоров, человек ничтожный, как и всякий актер, завистливый и предпочитающий покутить за чужой счет. Впрочем, это нисколько меня не смущало, но даже более того – раззадоривало, потому как я люблю наблюдать проявления страстей человеческих, причем, порой в самых низменных и гадких своих проявлениях. Сначала Приров был весьма деликатен, но по мере развития застолья принял, как я понял, излюбленный им образ бывалого кутилы, стал рассказывать пошлейшие истории из своей актерской жизни, большая часть которых сводилась к донжуанским похождениям и, разумеется, победам на этом фронте. Среди упомянутых Приоровым женских имен прозвучало и имя Клотильды, которую он отрекомендовал напыщенной и дурно воспитанной провинциальной особой со многими претензиями. Услышав это, я потребовал, чтобы господин актер взял свои слова обратно, но в ответ раздался громкий бесцеремонной смех – «помилуйте, любезный Александр Иванович, мы же с вами беседуем о проститутках, а не о достойных замужних дамах, посему отказываться от своих слов я не намерен». Наглость Прирова меня поразила до такой степени, что я опешил совершенно. Какое-то время я даже не мог вымолвить и слова в ответ, но затем вдруг, такое и раньше уже случалось со мной, ощутил прилив такой нечеловеческой ярости и отвращения к этому человеку, что набросился на него, повалил на пол и, не помня себя, начал избивать. Рыбников с трудом нас разнял, но тот другой человек, что вдруг проснулся во мне, потребовал немедленной сатисфакции, потому как вознамерился убить Прирова непременно. Однако на эти мои слова собравшиеся поглазеть на потасовку посетители заведения почему-то ответили дружным смехом, смеялся и сам господин актер, хотя после моего нападения вид он имел весьма плачевный. Тут же явились пистолеты, как я понял потом, бутафорские. Сначала хотели ехать стреляться в Березуйский овраг, но штабс-капитан внес предложение устроить дуэль прямо «У Шимона», которое было принято всеми с энтузиазмом.
Когда раздалась команда «к барьеру», я тут же нажал на спусковой крючок револьвера, и Приоров картинно рухнул на пол, выпустив из разбитого рта струйку крови. Сделал он это мастерски, потому что, как выяснилось впоследствии, не один год исполнял роль Ленского в местной антрепризе госпожи Матус».
Закончив чтение, подпоручик К убирает записную книжку в нагрудный карман кителя и заказывает еще водки. Находит при этом закуску скверной и довольствуется ее остатками от прежнего заказа. Половой послушно кивает в ответ головой, хотя прекрасно понимает, что у их благородия на нее просто нет денег.
Из трактира Куприн вышел, когда солнце уже село за крыши домов, и во дворах наступил столь привычный для этой местности полумрак.
Тяжесть из головы перекочевала в ноги, поэтому-то и они не слушались, заплетались, задевали за чугунные тумбы при выходе из подворотен.
Гороховая же улица теперь казалась каким-то далеким и несбыточным Вавилоном, где происходит оживленное движение, слышны голоса разносчиков горячего сбитня и крики надменных извозчиков, быстро летящих на всех парах с сторону Адмиралтейства.
Подпоручик К ступал медленно, неловко, да еще и спотыкаясь, кутался в шинель, что топорщилась и стояла колом, а со своими золотыми пуговицами и погонами напоминала будку полицейского надзирателя, в которой можно было переждать непогоду или спрятаться от пронизывающего ветра с реки.
Такую будку Куприн обнаружил рядом с Каменным мостом, забрался в нее и уснул.