— Выпить не хочешь?
Я обалдело гляжу на него. Потому обалдело, что, сами понимаете, хоть он, конечно, и знает, что я иной раз выпиваю, как всякий парень, но до сих пор он ни разу не признавал за мной такого права и не приглашал с собой в кабачок.
— Не возражал бы пропустить по кружечке, отец.
— Надо же немного подкрепиться, верно? — говорит он, и я вижу при свете, падающем из окна, что он ухмыляется.
— Точно.
Хозяин знает Старика и приветствует его:
— Добрый вечер, Артур. Как жизнь?
— Добрый вечер, Джек. Помаленьку, серединка на половинку. Но особенно жаловаться не приходится. А сам-то как?
Хозяин говорит, что и ему особенно жаловаться не приходится, и спрашивает, что нам подать. Старик смотрит на меня, и я решаю, что разумнее, пожалуй, не показывать вида, будто я такой уж знаток, а потому говорю: «Я возьму то же, что и ты». Старик заказывает две полпинты черного пива (я лично предпочитаю горькое, светлое), пачку «Плейерс», и мы усаживаемся за столик поближе к огню. Единственные посетители, кроме нас, — два каких-то парня, которые сидят по другую сторону камина и беседуют о футболе.
Старик поднимает кружку.
— Ну, чтоб все было хорошо.
— Поехали.
Он пьет, ставит на стол кружку и, уперев руки в колени, выпрямляется на табурете.
— Ты чего осклабился? — минуту спустя спрашивает он.
— Да так, ничего.
Но я не могу сдержать улыбки — ведь это, что ни говорите, еще одна веха в моей жизни, такая же, как мои первые длинные брюки или первая сигарета, которую я открыто закурил дома! Сегодня Старик как бы окончательно признал, что я уже совсем взрослый.
— Славное, тихое тут местечко, — говорит Старик.— Никогда никаких буянов. Ты здесь уже бывал?
Я говорю, что нет, не бывал.
— Но ведь ты же иногда выпиваешь, верно?
— Да, иной раз пропускаю кружечку.
Он кивает.
— Не вижу особой беды в том, что молодой парень выпьет иной раз кружечку, только перебирать не надо. А то ведь есть такие, которые выхлестывают по восемь-девять кружек подряд, а потом начинают хватать всех за грудки.
— Да, это совсем ни к чему.
— Конечно, ни к чему, но только немало парней именно так себя и ведут.
— Неплохое здесь пиво.
— Да, Джек хорошее пиво держит, что верно, то верно. Некоторое время мы сидим молча, потом Старик спрашивает:
— Ну, как у тебя на работе дела?
— Все в порядке.
— Тебе по-прежнему там нравится?
— Да, в общем, нравится.— Я знаю, что это не совсем так, но очень трудно объяснить Старику то, в чем я и сам еще не вполне разобрался.
— По-моему, специальность у тебя хорошая. Во всех вечерних газетах полно объявлений о том, что требуются чертежники.
— Да, мест вокруг сколько угодно.
— А что ты скажешь насчет вашей фирмы? Думаешь остаться там, когда они возьмут тебя на полную ставку?
— Ну, пока еще я не думаю никуда переходить. Вот когда мне стукнет двадцать один, там видно будет. Платят они столько, сколько установлено профсоюзом, а работа — как везде в этой области, по-моему, не хуже и не лучше. Конечно, я, наверно, мог бы устроиться на такое место и где-нибудь еще. По-моему, насчет продвижения по службе у нас в бюро не очень-то. Слишком много пронырливых башковитых ребят.
— Но ведь если ты задумаешь перейти на другое место по той же специальности, тебе придется уехать отсюда. Это ты понимаешь?
— Да, придется. Может быть, в Манчестер или в Бирмингем.
— М-да. — Старик кивает и молчит, как бы взвешивая мои слова. Потом говорит: — Что поделаешь, многим ребятам приходится отрываться от семьи и шагать самостоятельно, если они хотят чего-то добиться в жизни. И делать это надо, пока ты еще один и тебя ничто не связывает.
— Наверно.
Давно мы со Стариком так не беседовали. Если подумать, то мы вообще ни о чем не говорили — скажешь, к примеру, где лежит сапожная мазь, или попросишь передать соль, и все.
— Ты только не вообрази, будто я тебя выталкиваю из дому и всякое такое прочее, — говорит он. — Просто я хочу, чтобы ты знал, что я все понимаю, и, если ты решишь, что лучше тебе уехать, твое дело. Я не хочу, чтоб ты думал, будто кто-то здесь станет тебе мешать.
— Нет, нет, я понимаю.
— Конечно, матери твоей это не понравится. Ты для нее все еще дитя малое.
— Если бы я был на другой работе, ей уже года два назад пришлось бы от этой мысли отказаться.
— Ты имеешь в виду службу в армии?
— Да.
— А как ты считаешь, тебя еще могут призвать?
— Не думаю. Многие из нас, кто работает у Уиттейкера, подучили отсрочку. Так что не думаю, чтоб нас теперь побеспокоили. Похоже, что на нас скоро вообще поставят крест.