— Право, не знаю, где они, — говорю я, роясь на столе. — Вам придется спросить у Колина. По-моему, он их еще не размножил.
Она говорит, что, мол, ничего не поделаешь, придется сначала закончить письма, а потом наведаться еще раз насчет чертежей и направляется к выходу.
— Послушайте!
Она останавливается, поворачивается, но не смотрит на меня. Видно, догадывается, что сейчас будет, думаю я, и ей не очень-то приятно снова говорить мне «нет».
— Вы... вы чем-нибудь заняты завтра вечером? У вас уже есть что-нибудь на примете?
Она говорит, что нет, кажется, ничего нет, но на меня по-прежнему не смотрит.
Я переминаюсь с ноги на ногу возле стола, изо всех сил стараясь принять безразличный вид и то и дело щелкая перочинным ножом. Хоть-бы она взглянула на меня, может, я бы догадался, о чем она думает.
— Видите ли, я подумал... А не согласились бы вы пойти куда-нибудь со мной? Мы могли бы сначала сходить в киношку, а потом, если захотите, на танцы.
Мне кажется, что проходит десять лет, прежде чем она отвечает. Наконец она говорит: «Хорошо» — и только. Но мне и этого вполне достаточно. Тут появляется Фёбе, раскачивая бедрами с таким видом, будто все наше бюро гуськом следует за ней, а когда я отвожу от нее взгляд, Ингрид уже нет в комнате. Но она же сказала
96
«да»!Да, да, да! Я словно парю в воздухе, хватаю Фёбе и делаю с нею несколько па.
— Видали! — восклицает она. — Воскрешение из мертвых!
Глава 5
I
Субботний вечер застает меня у витрины Монтегю Бартона: я стою, глубоко засунув руки в карманы пальто, и рассматриваю костюмы на манекенах. Я думаю о том, как же теперь убить вечер, и тут чья-то рука опускается мне на плечо и голос Уилли произносит:
— Хватит заниматься ерундой!
Я оборачиваюсь.
— Привет, Уилли.
— Что ты тут делаешь? — спрашивает Уилли.
— Да вот раздумывал, куда бы пойти. А ты куда?
— Я собирался пропустить кружечку, а потом посмотреть новый вестерн в «Рице».
— Ты один?
— Да. Устраивает?
— Ну что ж.
Не все ли равно, как провести этот вечер, раз уж он испорчен. Но с Уилли мне, наверно, будет лучше, чем одному, хотя сам-то я едва ли буду приятной компанией при таком настроении.
Мы идем мимо освещенных магазинов по Кооперативной улице. На той стороне ярко горит витрина Грейнджера, и фараон, совершающий обход, на минуту останавливается перед ней, чтобы полюбоваться меховыми манто стоимостью в несколько сот фунтов.
— А кто играет в этой картине? — спрашиваю я Уилли, когда он подталкивает меня, напоминая, что надо перейти через улицу.
— Бэрт Ланкастер и Кёрк Дуглас, — отвечает Уилли. — Цветная, широкоэкранная и все такое прочее. Должно быть, хорошая. А я люблю хорошие вестерны.
Вообще-то Уилли любит всякие картины. Он ходит в кино по три-четыре раза в неделю, и почти нет картины, которой он бы не видел. Пиво и фильмы — это его
97
слабость. Если его нет в кабачке, значит, он в кино. Мы переходим через улицу, держа курс на яркие огни и дребезжащие звуки пианино, вылетающие из «Герба ткачей».
— Пойдём лучше куда-нибудь, где потише, — говорю я, видя, что Уилли заворачивает туда.
— Здесь хороший эль, — говорит Упллн.
— Может, и хороший, но я не люблю кабаков, где играют на пианино.
Уилли передергивает плечами.
— Ладно, я парень сговорчивый. По-моему, тут есть еще один кабак—за углом.
Мы двигаемся дальше.
— Она что же, но пришла? — спрашивает Уилли немного погодя.
— Кто?
— Та девка, которую ты ждал.
— А кто тебе сказал, что я ждал какую-то девку? Я просто разглядывал витрину Бартона и раздумывал, куда бы пойти.
— Я добрых пять минут болтал с одним парнем на том углу, прежде чем подойти к тебе, — говорит Уилли, и видел, как ты прогуливался и поглядывал на часы.
— Ну что ж, ты прав: я, в самом деле, ждал девушку.
— И она не пришла? — говорит Уилли. — Не первый случай в истории.
— Что касается меня, то, честное слово, последний! — говорю я в сердцах, хотя то, что я испытываю, мало похоже на гнев.
— Надо запомнить эти слова, — говорит Уилли и останавливается. — Переехал...
— Кто?
— Да кабачок... Ей-богу, всего две недели назад он тут был... Надо же: потерять кабачок в собственном городе. Что у меня, размягчение мозгов, что ли? — Он стоит, озираясь и соображая, где же мы находимся. — А, знаю. — и двигается дальше. — Пошли.
Я иду за ним.
Почему, почему же она так поступила, думаю я, нагоняя Уилли и шагая с ним в ногу. Почему, почему, почему? Почему она не могла сказать сразу «нет» и не заставлять меня ждать двадцать пять минут? Весь день я думал об этой встрече. Сознание, что я увижу ее, было словно драгоценный камень, который время от времени
98
вытаскиваешь из кармана, смотришь, смотришь и налюбоваться не можешь. В эти минуты она возникала передо мной такая, какой я увидел ее, когда разговаривал с нею в копировальной. Стоило мне закрыть глаза, и я видел ее волосы, в который играли блики света, видел ее лицо и то, как она упорно не смотрела на меня. Теперь-то
я знаю почему — потому что она стерва и обманщица... Да нет, я вовсе так не думаю. Я не сержусь, я просто глубоко несчастен. И я хоть завтра побегу к ней, стоит ей поманить меня пальцем. На ней была розовая блузка с высоким воротом, плотно облегавшим шею — ее нежную шейку, которую мне так хотелось бы погладить. Мне ведь всегда хочется погладить ее — осторожно, бережно и нежно. И вот... ну почему? Почему она поступала так со мной? Чем я провинился? Вот что мне хотелось бы знать.
Мы заходим в кабачок — кажется, он называется «Вишневое дерево»,— берем две кружки пива и отправляемся с ними к столику.
— А ты уже встречался с ней раньше? — спрашивает Уилли. Или это первый и последний раз?
— Я встречался с ней дважды, — говорю ему. — Собственно, даже трижды, но последний раз не в счет.
— Как так?
Я сразу вижу, что сказал лишнее, и обтираю пальцем пену с кружки.
— Она пришла не одна, а с подругой.
Уилли широко ухмыляется. Он отхлебывает из кружки и, продолжая ухмыляться, ставит ее на столик.
— Нет, ты представляешь себе? — говорю, я, пыжась перед ним. — Привести с собой подругу!
— Надо было меня позвать, — говорит Уилли. — Я бы поухаживал ради тебя за ней.
— Я покачиваю головой, вспоминая Дороти.
— Она бы тебе не понравилась, Уилли. Ноги точно футляры из-под скрипки, а рот как трещина в пироге.
Только человек, которого никогда не тошнит, или уж совсем пьяный может ухаживать за ней... Но ты представляешь себе, что я почувствовал, когда увидел их вдвоем!
— А она не сказала тебе, почему привела эту свою подружку?
— Как же, придумала целую сказку про то, как эта девчонка явилась вдруг к ней чай пить и она не могла
99
от нее избавиться — иначе вышла бы обида. Ну, я, конечно, не поверил ни единому слову.
— Что-то непохоже, — говорит Уилли.
— Это почему же?
— Ты же снова назначил ей свидание, иначе не торчал бы тут.
— Мне хотелось испытать ее. Понимаешь, хотелось выяснить до конца, как она ко мне относится.
— Ну вот ты и выяснил, — говорит Уилли.
— М-да. — Поднимаю кружку и делаю глоток. Эль холодный, освежающий, как раз такой, как я люблю. Давно пиво не доставляло мне такого удовольствия. И все же лучше бы мне, наверно, не встречать Уилли, потому что чувствую я себя сейчас болван-болваном.