Мила моментально побежала ставить саморазогревающийся чайник, привезенный моими тётями и вытаскивать пироги. Я тем временем поставила два стула, а еще три наколдовал Петр Лукич. Все расселись, заулыбались и расслабились.
- Как обустроилась, деточка? - спросил некромант и взял чашечку с блюдцем в руки. - Пирожки Матрёна пекла?
- Она, - заверила я учителя и принялась описывать свой восторг от свалившегося на меня счастья. В общем и целом я не соврала, и день был скорее удачным, чем так себе. Пётр Лукич припомнил, как я удирала от этого богатенького Яна и все вместе смеялись, описывая впечатления. И вот в тот самый момент, когда каждый из моих наставников съел по пятому пирожку, неожиданно прозвучавший голос тёти Марьяны заставил всех обернуться и уставиться на дверь. Там было на что посмотреть, а главное чего бояться. Две внешне похожие женщины с мётлами в руках стояли со злыми лицами у распахнутой настежь двери.
- Ой, Марьянушка, - прошелестел нежным голоском Иван Иванович, - а мы тут пирожками балуемся, - и положив шестой или седьмой по счету пирожок быстренько встал, подошел к стенке, щелкнул пальцами и раствориться в мареве желтого дыма.
- Даже не попрощался, таракан выживающий. Ну, я ему покажу! - потрясла в воздухе метлой тётушка и вошла в комнату.
- Матрёнушка, свет мой ясный, - нервно хихикнул некромант и прикинулся тенью самого себя. Потом как-то быстро пополз по стулу, перекинулся на пол и ужом скользнул в щелку между порожком и закрытой дверью.
- И этот тоже не попрощался, - спохватилась Матрёна. - Научу я этого гада ползучего родину любить. Всё душу тёмную вытрясу, мертвяки за господина своего молиться будут.
За столом остался только Пётр Лукич, который ошарашено посмотрел по сторонам и оценив сложившуюся ситуацию, стукнулся о каменный пол, устланный пушистым ковром, и превратился в маленького мышонка. Жалостливо пискнув, моментально пересёк комнату и скрылся в дырке между наружной стеной и внутренней, и через мгновение за окном улетел уже ясным соколом и только крик его гордый еще долго доносился до наших ушей.
- Всё девочки, вам пора спать, - ласково сказала тётя Матрёна и поставила свою метлу возле стенки.
- Мы тут покараулим, чтобы еще гости не нагрянули, а вы пока в душ сходите, да в постельку ложитесь, - успокоила Марьяна, последовав примеру сестры. - Ступайте, ступайте, мы тут всё приберём.
На тётушек можно положиться, и кивнув своей новой подруге, я схватила полотенце и банный халатик.
- Давай, поторапливайся, пока тёти на страже, - объявила я соседке, а та моментально схватила свои банные принадлежности и засеменила в ванную комнату, следом за мной.
Намывшись и просушившись, мы обе уселись на стулья, а мои ненаглядные тётушки принялись расчёсывать нам влажные волосы. Я с детства любила это занятие. Сидишь, и получаешь удовольствие от мягких рук, умелых движений, ласки. Такие сны после этого снятся, что просыпаться не хочется. Вот и сейчас сижу, а у самой глаза слипаются. Да не я одна тут такая, Мила тоже носом "клюет".
- Ложитесь в постель девочки, и пусть вам сны приснятся, самые радостные. Просыпайтесь бодрыми и полными сил, - напутствовала нас Марьяна, а мы тем временем с Милой уже укладывались в кровать и накрывались тёплыми пуховыми одеялами. Да здравствует сон! Ура тому, кто придумал кровати!
Алые губы смеются над моими шутками. Вижу отчетливо, как они растягиваются, обнажая белые молочные зубы. Я чувствую тепло солнечного света, но не обращаю на него внимание. Всё моё сознание обращено к этим губам. Мне почему-то очень важно, чтобы они не прекращали растягиваться на мои шутки. Тёплая рука касается моего плеча. Я знаю кто это и не боюсь. Ни что не угрожает мне, я под защитой. Вдруг всё меняется. Солнце становится холодным, вокруг серость и мечутся тени, пробегая по ступеням мраморной лестницы. Мне больно и мне впервые по-настоящему страшно. Я хватаюсь за перила руками и продолжаю сидеть на лестнице. И тут я спиной чувствую приближение. Оборачиваюсь...
- Злата, очнись, - трясет меня за плечо Мила, - очнись же, прошу, - на подругу тяжело смотреть, глаза болезненные, из ореховых стали черными. Нет, это наверное, игра света и тени. Поднимаюсь, усаживаюсь на кровати и пытаюсь выровнять дыхание. Вдох-выдох, и снова вдох-выдох. Так всегда заставляли меня делать тётушки, когда я просыпалась от кошмара. Причем самое странное, что кошмар один и тот же навязчивый, липкий, серый.
- Всё в порядке, - похлопала я по руке обнимающую меня за плечи подругу и положила голову на подставленное её плечо. Холодный пот застилает глаза. Надо найти в себе силы встать и пойти умыться.
- Я сейчас полотенце намочу, - скользнула с кровати Мила и устремилась к ванной комнате. - Тебе обтереть лицо нужно.
Я киваю потому, что говорить всё еще трудно, и пытаюсь улыбнуться. Не получается. Через пару секунд намоченная в мятном растворе махровая салфетка скользит по моему лицу, стирая остатки кошмара и страха.
- Спасибо, - шепчу я и откидываюсь на подушку. - Дальше я справлюсь. Иди, ложись в свою кровать. Так и не выспишься из-за меня.
Подруга идет к своей кровати и через мгновение гаснет ночник. Снова сон на подходе. Надеюсь, теперь это будет что-нибудь простое и тёплое.
Утро встретило нас солнышком и холодным ветром. Быстро справившись с утренними омовениями и утеплившись, мы пошли в столовую, а затем осматривать Университет. Прогулка придала бодрости и я с большим энтузиазмом рассказывала о студентах, что закончили наш Университет, о приключениях магов-добровольцев во время двадцатилетней войны, многие из которых вошли в историю. Я увлеклась не на шутку, ведь у меня был такой замечательный слушатель. Когда я начала рассказ о самом любимом своем герое войны герцоге Мстиславе Волтанском меня грубо перебили:
- О, подкидыш бредит героями? - ехидно хихикнув кому-то сказала Урсула, а я резко обернулась и вонзилась взглядов в ее прекрасные холодные очи. - Это не мудрено, ведь герои не досягаемы, как и привилегии магов для тех, кто беден.
- Урсула, малышка просто рассказывает истории. Мне тоже нравились герои...в детстве, - улыбнулся одними губами Ян Артак и подмигнул мне. За кого он меня принимает? За маленькую глупышку? А еще эта Урсула со своей группой подлиз гаденько так хихикает.
- Я сейчас покажу, кто тут маленький, - ринулась я в бой, и даже сделала шаг вперед, но меня остановили. Никогда бы не подумала, что Людмила может обладать такой силой.
- Не надо, пойдем дальше, - попросила меня подружка и потянула за рукав пальто. - Герцог Волтанский мой самый любимый герой войны. Расскажешь? Мне интересно.
- Кхе-кхе, - захлебнулась своим кашлем рыжая второкурсница, - еще бы тебе было не интересно. Хоть кто-то восторгается "плохими дяденьками" такими же, как твой отец.
Я внимательно наблюдала, как Мила бледнеет и покрывается красными пятнами. Губы трясутся, в глазах слёзы, хочется подойти и утешить, но вместо этого я бегу прямо к этому чудовищу в красивой оболочке и бью в челюсть кулаком. Недруг повержен, а я стою руки в боки. Урсула поднимается с помощью руки поданной ей Яном и моментально утыкается ему в грудь лицом. Он еще и платочек ей дал, к себе прижал.
- Ты всех бьёшь сразу или задумываешься на секунду? - холодно, резко и хлёстко произносятся слова такими прекрасными устами, устами Яна. - Если бы ты не была женщиной, то я вызвал тебя на дуэль.
Ого! Мне даже дышать тяжело стало. Как он может заступаться за эту...красавицу?
- Если ты не можешь вызвать ее на дуэль, то я к твоим услугам, - раздался глубокий бархатистый голос, и мы все обернулись на него. Черные длинные волосы, карие глаза, лёгкий смуглый оттенок кожи, четкая линия подбородка, спортивная фигура, высокий рост и всё это зовётся Марко. Это именно про него судачили мои друзья, и это именно он придержал дверь класса, когда я входила на урок. Он так мило сказал "Привет, я Марко", - и улыбнулся, а я...а я сказала "Угу, оно и видно", - и пошла дальше.
- Марко, эта деревенщина без рода и племени ударила меня, - начала жаловаться Урсула.
- Поделом тебе, она защищала свою подругу.