— Хм…
— Колись, Мойра. Вы с боссом практически поросята из одного помета. Выкладывай.
— Давай будем говорить только о его новоприобретенном счастье с супругой и детёнышем, и наш храбрый вожак считает, что настала пора тебе осесть…
— Нет, нет, нет!
— … и нашёл для тебя правильного парня, — эффектно продолжила она. — Он уверен, что ты послушаешься.
— У вожака стаи что, нет дел получше, чем устраивать мне дурацкие свидания вслепую? — Женщина услышала треск пластмассы, и заставила пальцы разжаться вокруг трубки.
— Очевидно, нет. Признайся, последний не настолько же был плох.
— Да он орал, как третьеразрядная девчонка, когда я его лупила.
— Ну, ты умудрилась сделать из борова кролика. Нц-нц.
— Видимость, — пробурчала Джейн, закинув ногу на ногу и покачивая ею. — И только я встретила более или менее нормального парня, как босс решил подбросить мне новый пенис.
— Мне жаль, — сказала Моира, но в голосе раскаяния явно не было. — Я сохраню чей-то пенис, когда скажу Майклу, что ты уже в пути. А сейчас, когда передала тебе послание, я сказала бы тебе «желаю хорошего дня», но знаю, как ты…
— Ненавижу это дерьмо. Пока. — Джейн повесила трубку и подавила искушение разбить телефон о стенку. Чёрт. Чёрт-чёрт!
Её так взволновала мысль о предстоящем обеде с Диком, что она не могла заснуть. И провалилась в сон где-то уже на рассвете… причем, проспала весь день. А сейчас нужно делать ноги на Мыс и… черт!
Всё-таки она швырнула телефон. Только лучше почему-то не стало, даже когда он эффектно разлетелся о стену вдребезги.
Ожидая швейцара-лоботряса, ушедшего ловить такси, Джанет постукивала ногой по бордюру. Она и сама могла бы найти чёртово такси, но нет же, в Риме надо следовать правилу, как каким-то баранам. Или кем-то вроде них.
Она упаковывала вещи как сумасшедшая, что доказал уголок платья, выглядывающий из чемодана. Ар-р-р-р-р! Пять тысяч девятьсот девяносто девять в «Сирсе», а возможности снова покрасоваться в этом платье нет. Да уж, для неё сходить в магазин одежды и без того бесконечный ужас, так теперь опять надо туда идти.
И Дик. Уезжая из города, она чувствовала себя паршиво. Ричард, наверно, подумал, что его кинули. Как будто бы это возможно. Он невероятно красив, но, что более важно, Джанет могла с ним разговаривать. Не быть целиком и полностью самостоятельной.
Дерьмо, да она не может оставаться собой даже в стае; они лет этак десять назад списали её в старые девы. Некоторые члены стаи уже имели детей и умерли молодыми.
Впрочем, она не хотела детей, которые, сделают её среди людей эль Верховный Уродо.
Выйдя замуж, супруг делает беременной, и вот — ты на целых долгих девять месяцев становишься бедняком. По крайней мере, людям приходится страдать девять. А что еще хуже — раздуваешься, как иглобрюх, съедаешь все, что попадает в поле зрения, а потом ещё и рожаешь в крови и боли ребёнка… бр-р-ры-ф.
И последствия! При одной только мысли, что надо носиться вокруг орущего младенца, вытирая сопли и отрыжку, который пукает и какает — и это уже с первой недели! — волосы на голове встают дыбом. Она не любила детей, даже когда сама была такой. Чувство было — и от души, — взаимным. Джанет чувствовала это в восемнадцать, двадцать три, тридцать, тридцать четыре. Никто не спорит — дети нужны, но другим людям. Джанет предпочитала спать допоздна и носить одежду, на которую не срыгнули.
— Мэм? — позвал швейцар, нарушая ее антимладенческие мечты.
Он слабо махнул в сторону такси. Дерьмо, к этому времени она уже готово была трусцой нестись в аэропорт.
— Логан, — практически выплюнула она. Не вина мальчика на побегушках, что ей велели покинуть город, но здесь не было большого босса, чтобы сорвать на нем злость. — Быстрей.
Она подумывала оставить Дику записку, но неохотно отклонила мысль… лучше сначала узнать, что нужно большому боссу Майклу. И если это не вопрос жизни и смерти, то можно ли будет пнуть этого предателя под зад, даже если он вожак стаи? У неё ведь своя жизнь есть. Ну, ладно, до вчерашнего дня не было, но он-то об этом не знает. Привилегия у него такая — щёлкнуть пальцами и любой из них хоть сдохни, но явись, однако, Джанет такой расклад не устраивал.
Женщина наблюдала за дрожащим швейцаром, солнце уже почти село, и градусов на десять упала температура. Но всё равно мороза не было. И почему складывается ощущение, что этот ребенок готов наделать в штаны? Она раздражена, но не на него… и ему ведь это известно.
Господи, ну и запах же исходит от этого дитяти! Словно нафталиновые шарики опустили в бензин. Его страх — настоящий сжигающий ужас для её носа. Джанет, поёжившись, обхватила себя за локти.