— Деньги? Послушайте, мне никогда бы не пришло в голову убивать моего друга из-за денег. Он всегда был ко мне щедр и давал предостаточно.
— Вот как? — язвительно заметил Фрайтаг. — Сколько же он дал вам вчера?
— Вы угадали, он дал мне вчера деньги на хранение.
— И где они?
— Там, в моем ателье. — Осси показал на соседнюю дверь.
— Вы останетесь здесь, Дундалек. И не спускайте с него глаз, — приказал Фрайтаг и прошел в студию. Закрыв за собой дверь, он пораженно остановился.
Фрайтаг ожидал увидеть грязную дыру, а увидел ларец. Жемчужно-серое ковровое покрытие, колоссальных размеров кровать цвета бордо, кожаные кресла, камчатные занавески, кедровая мебель, в углу — сверкающий хромом бар. И все безупречно прибрано, как на витрине. Тридцать красных свежайших роз в капельках росы в напольной вазе. Только высокое окно, занимающее почти всю северную сторону, позволяло предположить, что это помещение по своему замыслу должно быть студией художника.
Фрайтаг наугад открыл дверцу узкого шкафа, и ему в нос сразу ударил сильный запах духов, исходящий от белоснежного шелкового пеньюара.
На нижней полке стоял чемодан из крокодиловой кожи. Фрайтаг открыл его и увидел в крошечных, ящичках только бутылочки из керамики и стекла, но стекла шлифованного, с позолоченными замочками и крышечками. Несессер. Очень дорогая вещь, стоящая две-три тысячи марок. Затем он подошел к комоду и выдвинул ящики. Они были пусты, кроме одного, в котором лежала фотография в рамке с подставкой: блондинка с челкой, дерзкий носик, смеющиеся глаза. На обратной стороне типографская надпись: «Фото Кибица, Зальцбург».
Фрайтаг сощурил глаза и тихо свистнул сквозь зубы. Зальцбург… Есть ли какая-нибудь связь между ним и этой блондинкой, которая, видать по всему, устраивает здесь, в ателье Осси, тайные рандеву? Случайно, не с Ахенвалем?
По показанию Виктора Брюля, Ахенваль вчера лишь разыгрывал свою ревность, а в действительности ему было важно что-то совершенно иное. Не был ли он сам обманщиком, а не обманутым?
То, что именно Ахенваль устроил это любовное гнездышко, совершенно очевидно. Тогда дело приобретает иной оборот Фрайтаг почувствовал, что на шажок приблизился к истине. Он вытащил фотографию из рамки, положил ее в нагрудный карман и опять подошел к шкафу.
— У вас есть ордер на обыск, господин комиссар? — спросил вошедший в сопровождении Дундалека Осси.
— Не говорите глупостей! Кому принадлежат чемодан и пеньюар?
— Моей подружке.
— Вашей подружке или подружке Ахенваля?
— Моей, — ухмыльнулся Осси. — Мне на женщин везет.
— Что это значит?
— Сожалею, но об этом справок не даю.
— Она замужем?
— Я же говорю, никаких… — Осси замолчал, заметив открытые ящики комода, и подбежал к нему. Увидев пустую рамку без фотографии, он буквально взвился.
— Я требую немедленно вернуть фотографию! У вас нет никакого права!
— Замолчите. Вы все еще подозреваетесь в убийстве. Где деньги?
Осси с недовольным видом открыл сверкающий хромом бар и бросил на стол пачку банкнот.
Фрайтаг пересчитал — пять тысяч четыреста тридцать марок.
— Не хватает шестисот марок. — Он в упор посмотрел на Осси.
— Гвидо подарил их мне, слово чести.
— Чьей чести? Повторяю, где остальные деньги?
— Их уже нет. У меня был долг в «Бонбоньерке», и Ахенваль разрешил мне расплатиться. А остальные деньги пошли на оплату счета. Спросите владельца ресторана, вернул ли я ему долг.
Фрайтаг с невозмутимым видом взял Осси за руку.
— Пойдемте, Шмерль. Мне придется вас забрать.
— Но почему?
— А потому! — И комиссар покрутил перед его носом пуговицей.
— Но я могу точно сказать, как туда попала пуговица, — вскрикнул Осси. — Это так просто. Убийца и подложил ее туда, чтобы подозрение пало на меня.
— Это ваше объяснение. Но мы вам не верим. Вы были на стройке, или я съем веник.
— Вперед! Не сопротивляться. — Дундалек подтолкнул Осси в спину, и все трое вышли из мастерской.
Комната Рут была заперта.
— Фрейляйн Хинрих нет дома, госпожа Ахенваль, — крикнула сестра Марга своим тоненьким, вечно возбужденным голосом и поднялась по лестнице. Она ухаживала за хозяйкой пансиона, пожилой женщиной, которая уже почти не выходит из своей квартиры на четвертом этаже. Сестре Марге — под шестьдесят, но ее глаза успевают повсюду. — Она ушла с господином Кайзером без пяти восемь и с тех пор не возвращалась. А ей все время звонят из Зальцбурга.