Именно в ту минуту я утратил веру в комиссаров.
Теперь же, вечером, я шел к доктору Иванову. В армейские врачи он был мобилизован по случаю войны. Человек образованный, Иванов любил нас, летчиков, всегда старался выручить. Шел я к нему, не очень и сознавая, за утешением, за сочувственным словом. В тамбуре санчасти спугнул здоровенную бурую крысу. Подумал невольно: «Не к добру»… Приемная оказалась пустой. Резко пахло аптекой. Толкнул дверь в перевязочную и… нет, не буду… Никому не пожелаю взглянуть на вскрытое тело друга. Не дай Бог даже врагу.
Прошло пятьдесят лет. Срок серьезный. Но всякий раз, когда слышу популярную песню, бодро утверждающую, как нам нужна победа, одна на всех, а что касается цены, мелочиться не будем, за ценой не постоим, в памяти моей всплывает, высвечивается Онон, и дым над малюсеньким островком, и сумерки в санитарной части, и сине-красная ткань вынутых из Толиной груди легких…
Совсем недавно случилось разговориться с генералом, участником Афганской войны. Среди прочего услыхал от него доброе слово о командире вертолетного полка А. В. Цалко: «Хорошо воевал мужик, людей жалел, берег каждого»… И немного отпустила тоска, всю жизнь преследующая меня, — сколько хороших друзей я потерял совершенно зря, напрасно? Как легко отказались наши начальники от клятвы — воевать малой кровью, воевать на чужой территории. Но не буду отвлекаться. Моя тема — И-16, он в нашем горе не виноват. Что мог, он совершил. Справедливо отстаивал «ишачка» Чкалов. Мало нынче нас осталось, тех, кто летал на И-16, будь на то моя воля, каждому выдал бы памятный знак — золотая окрыленная пуля, так он смотрелся, наш ишачок в профиль! И пусть бы молодые завидовали…
Глава шестая Время не только деньги
По мере того как американское крылатое выражение «время — деньги» приобретает все большую «крылатость», облетая мир, наверное, в мозгу каждого авиационного конструктора зарождается, вспыхивает, растет, тлеет, беспокойно ворочается, словом, не дает покоя мысль — пора создавать что-то из ряда вон…
В тридцатые годы такой мыслью была идея скоростного пассажирского самолета. Машина виделась этакой пожирательницей пространства, покорительницей еще не покоренных вершин на земле, непересеченных пока океанских далей. Но отбросим слова-бантики. Требовался самолет с высокой скоростью, большим потолком и со значительной дальностью. Было очевидно — требования слишком противоречивы, разом их не решить. Все были единодушны: начинать надо с покорения скорости. Именно скорость стала в то время навязчивой идеей конструкторов. В США и Германии появились первые скоростные пассажирские самолеты, такие разработки имелись и у нас в стране. В 1932 году Харьковский авиационный институт под руководством И. Г. Немана сконструировал и построил самолет ХАИ-1. Он поднялся в воздух 8 октября. То была первая в стране машина с убирающимся шасси. Скорость превысила 300 километров в час. С 1934 и до 1937 года было построено 43 таких самолета. Для пассажирской машины не столь уж мало, как может показаться непосвященному.
На основе ХАИ-1 несколько позже была сконструирована и строилась серийно военная модель — Р-10. Случай редчайший: обыкновенно бывало наоборот — из военного самолета, на его базе, развивался гражданский вариант конструкции. Р-10, самолет разведчик, был оснащен двигателем М-25 мощностью в 750 лошадиных сил и превосходил по скорости распространенные в ту пору истребители-бипланы. Чисто внешне машина смотрелась весьма приятно — благородные аэродинамические формы, никаких подкосов, расчалок, столь обычных в то время и, главное, конечно, — убирающееся шасси. Поставленный рядом со своим предшественником, разведчиком Р-5, Р-10 без слов утверждал: вот он — прогресс!
На Р-10 я выполнил всего три полета по кругу, налетал двадцать одну минуту. А место в моей жизни эта машина заняли совершенно особое.
Поколение пилотов, подросшее непосредственно в предвоенные годы, воспитывалось на лозунге: летать быстрее всех, летать выше всех, летать дальше всех! Так сформулировал нашу главную задачу Сталин. После аэроклуба я попал в Борисоглебск. Когда-то здесь обучался Чкалов, и школа носила его имя. Здесь готовили истребителей. Нам внушали — нет летного звания выше и службы почетнее, чем служба в истребительной авиации. Нам полагалось усвоить: летчик-истребитель — «самый-самый» из всех выдающихся, обласканных уважением авиаторов.