Я скучаю по тебе, дорогая. Мне не хватает тебя всегда. В общем, после довольно покойного отношения к тебе (кот. появилось после известных переживаний), — возвращается прежнее — когда мне постоянно не хватает тебя. Не раз уж я ругаю себя за это. Как-то так случается, что я людям дарю больше, чем получаю от них. Если я люблю, то чувство моё безудержно, я вся в этом порыве. В своей жизни только в 2-х случаях я видела к себе со стороны мужчин такое же отношение. Но там я, к несчастью, быстро охладевала.
Что же ты предпринимаешь, Кисанька? Решила ехать? Может быть, ты уже готовишься к отъезду и в сутолоке сборов не имеешь возможности написать мне? В своё время я не дала тебе телеграммы, что остаюсь, а теперь очень жалею об этом.
Много бы дала, чтобы побыть с тобой, хотя бы денька 2.
Если тебе не трудно, купи в магазине Музгиза на Неглинной 14 такие ноты: Рамо «Два ригодона», «Грациола», «Сонатина g-dur»; Грига «Одинокий путешественник», «Птичка». [Все названия подчёркнуты карандашом Ксении.] Об этом очень просит меня Роза Григорьевна.
Пишу на работе утром. Очень тороплюсь, но находясь под впечатлением сна, захотелось перекинуться с тобой неск. словами.
Скоро исполнится 6 лет нашей дружбы. «С умилением» вспоминаю первые годы её. В них было много красоты, радости; для меня эта радость ничем тогда не омрачалась. Теперь этого нет, но, как я уже сказала, я опять остро переживаю разлуку с тобой и за это браню себя. Но рассудок и чувство всегда у меня антагонистичны. Горячо обнимаю. Твоя Мура.
26/III. Вечером.
Чайковский — 2-й концерт для скрипки. Сейчас буду слушать наиболее проникновенную часть — adagio. Легла с книгой: «Аннет и Сильвия». Взяла её как успокоительное. Надо чем-то утешить себя. Безразличие, отупение, отвращение — закрывают мир. С особой ясностью раскрылось сегодня передо мной, что из-за этого происходит ущерб и в Идином воспитании. Это бесспорно. Я перегружена и устаю — это так. Но душевное состояние ещё в большей мере, чем работа, мешает выполнять свой долг по отношению к ней. Как я тебе писала, теперь после 5-ти час. сижу дома и всё же в свободное время не отдаюсь ей. Я, конечно, уделяю ей внимание, но не вкладываю свою душу, как это делают матери, всецело поглощённые своим ребёнком. Призываю на помощь образ Аннет, беседую с ней, как бы она поступала в таких случаях…
27/III. Да, интересно, как бы поступила Аннет в таких случаях?! Но, насколько мне известно, с ней не происходило того, чем полна я сейчас. Знаешь, родная, я до сих пор не могу оставить мыслей об А.И. [По-видимому, Абрам Исакович, вскользь упомянутый осенью прошлого года.] Сколько проклятий я призывала на свою голову из-за этого слабодушия. Быть так увлечённой и без взаимности в мои годы — безумие. Никогда не говорила с тобой об этом — и тяжело, и страшно страдает самолюбие. Где моя гордость? Я не раз уж попирала её. Редкие встречи и ещё более редкие письма с очевидностью показывают, что он равнодушен ко мне. И в то же время чем-то недосказанным или же как будто бы случайно обронённым словом, поступком он не раз давал мне возможность рассчитывать на что-то. Сегодня я его видела, позвонила ему по телефону, что хочу видеть его (проклинаю себя за это), встретившись, я была наск. возможно выдержанной, а он холодней обычного. Только любезен и корректен. Рассталась, не скрывая своего возмущения и с твёрдым решением — забыть. А вот сейчас дома — вне себя и по-настоящему страдаю. Снова вспоминаю его поведение со мной — в нём немало было обнадёживающего, но правда за последнее время ничего утешительного для себя не могу найти. И всё же, ему как будто бы лестно моё отношение. (Да и кому оно не льстит?) Забыть, забыть! Не думать, совершенно вытравить его из себя. Иначе я превращусь в полное ничтожество. Призываю на помощь всю свою волю. Но она не надолго действует. Не помогают никакие внутренние увещевания. Часто в немые свидетели приглашаю тебя, моя голубка. Теперь вот я по-настоящему понимаю твою историю с В. Но ты была счастливей меня. Неужели, неужели я снова напомню ему о себе, воспользуюсь тем или иным предлогом? Так уже бывало со мной не раз. Надо ли говорить, как бывала я счастлива, когда он выказывал ко мне внимание!
Долго, долго я крепилась перед тобой, а вот теперь не выдержала и ты знаешь «моё падение». И что только я в нём нашла? Интересную внешность? Ведь этого мало, да и подурнел он сразу, резко постарел. Всё ничего. Мне бы только насладиться победой. [Подчёркнуто карандашом Ксении.] Но этого никогда, никогда не будет. Значит здравый смысл за то, чтобы не думать о нём. Стыдно. Я просто навязываю себя. Где бы найти силы, чтобы избавиться от этого несчастья. Это — наваждение. Первый раз в жизни — я переживаю вот такое.