Мужчин поселили в казармы, нам, женщинам, которых собралось с десяток, выделили коттедж на шесть комнат, так что мы расселились по двое. Занятия начались сразу же. Уже в день прибытия и заселения, после ужина, состоялось организационное собрание и первая лекция. Нас сразу предупредили, что обучение будет проводиться в интенсивном режиме, и никакой расхлябанности с нашей стороны не потерпят.
Жесткий график и серьезные нагрузки – дело для меня привычное, и первую неделю я справлялась с ними довольно успешно, несмотря на тоскливые мысли о Казанцеве. Один из важных навыков людей, работающих в службе спасения – умение отодвинуть личные проблемы на второй план и заниматься делом, не позволяя личному влиять на собственную эффективность.
Вот и я не позволяла себе давать слабину: заставляла себя думать не о том, кто остался там, в родном городе, а том, что происходит здесь и сейчас. Звонить Саше я не спешила: во-первых, уставала за день так, что к вечеру валилась с ног и было не до разговоров. Во-вторых, хотела дать любимому время остыть, подумать, осознать произошедшее.
Единственное, что угнетало – это отсутствие возможности узнать о том, как чувствует себя мой инструктор: мы еще не успели обзавестись общими знакомыми, не считая Жоры Галкина и администратора Виктора. Но звонить кому-то из них, чтобы узнать, как там поживает Казанцев, было бы как-то странно.
К концу первой недели со мной начало происходить что-то странное. Возможно, я переутомилась или подхватила инфекцию. Проявления болезни оказались нетипичными: мне все время хотелось спать, я постоянно чувствовала слабость и усталость, аппетит пропал, а запахи пищи начали вызывать не голодное бурчание в желудке, а тошноту. Самую большую досаду вызывало то, что все эти симптомы не проходили, а с каждым днем усиливались. Возможно, мне следовало обратиться в медпункт сразу, но я, как истинно русский человек, понадеялась на авось – что само пройдет.
В результате на двенадцатый день занятий, выйдя на беговую дорожку, чтобы пробежать утренний двухкилометровый кросс, я на первом же круге потеряла сознание. Вот так бежала-бежала, вроде даже и дыхание еще сбить не успела, и тут вдруг в глазах потемнело, и я, сделав несколько шагов в сторону, бочком повалилась на зеленую траву футбольного поля.
Очнулась уже в палате ближайшей больницы, куда меня, оказывается, доставили своим транспортом работники тренировочного центра.
– Что, очнулась, красавица? – надо мной стоял, ухмыляясь, немолодой врач с прокуренными до желтизны усами.
– И что со мной было? Обморок? – голос не слушался, пришлось задавать вопросы шепотом.
– Он самый, милая. Давление низковатое, обезвоживание легкое, да еще и сахар в крови на нижней границе нормы. Ты что – совсем не завтракала?
– Кто ж перед кроссом завтракает? – я изобразила пожатие плечами. – Потом же бегать невозможно: желудок вниз тянет.
– Ладно-ладно. Одного не понимаю, – врач задумчиво почесал свои усы. – Кто тебя, такую хилую и обморочную, на службу в МЧС принял, и как ты неделю нагрузок выдержала?
– Да не хилая я! И сознание впервые в жизни потеряла!
– Вот как? А последние месячные когда были? Приглашу-ка я гинеколога, пусть он тебя осмотрит.
Пока ждали гинеколога, я лежала и судорожно подсчитывала в уме: сколько дней прошло с последней менструации. По всему выходило, что очередные женские дни задерживаются больше чем на неделю. Возможно, виной тому стресс и усиленные нагрузки. Но сонливость, тошнота… Неужели я… беременна?
Гинеколог – женщина слегка за тридцать – усилила мои опасения:
– Допускаю, Полина, что ваша грудь слегка отекла из-за предменструального синдрома, но матка-то тоже увеличена. Так что давайте-ка сдадим кровь из вены и к концу рабочего дня уже будем знать все точно. А пока полежите тут, в терапии, под капельницей, отдохните, наберитесь сил и заодно подумайте, что будете делать, если наши с вами подозрения подтвердятся.
Наверное, мне и правда следовало бы подумать, вот только слабость и усталость оказались сильнее: я уснула прямо под капельницей и проспала все четыре часа, которые понадобились больничной лаборатории, чтобы сделать анализ и передать его результаты врачу-гинекологу.
После капельницы, назначенной желтоусым врачом-терапевтом, аппетит ко мне вернулся, так что, когда в отдельную палату, куда меня поместили, вошла врач-гинеколог, я как раз с удовольствием поглощала больничный обед: картофельное пюре на воде и тефтелю со вкусом хлеба.
– Ага. Смотрю, аппетит к будущей мамочке вернулся, – без предисловий, в лоб огорошила меня новостью доктор, и я подавилась, закашлялась и пару минут не могла ничего сказать: любая попытка заговорить вызывала новый приступ кашля.