Поднял одну руку, отложив пластиковую карусель. И, ничего не говоря, накрыл ее пальцы своей большой и теплой ладонью. Нежно-нежно, так аккуратно! Не убирал, наоборот, обнимал пальцами.
— Нет немилости, Андрей, — почему-то хрипло отозвалась Настя, ощущая неведомый ей до этого жар и стеснение в груди.
Какую-то необъятную переполненность эмоциями, которые еще не могла вычленить или для себя в понимании разложить. И руку свою не забирала, будто впитывая его прикосновение, теплом близкого человека, мужчины… не друга… наслаждаясь.
Мамочка!..
И она, кстати, тоже мама уже… Ей бы о дочке думать, а не вот это вот все, разве не так? Только как вынырнуть из глубокого взгляда Андрея, поглотившего ее вдруг настолько, что Настя забыла, как люди дышат?
Но ведь и он совершенно не против Лукии, наоборот, похоже, очарован малышкой так же сильно, как сама Настя от дочки в восторге ежесекундно!..
И тут, словно решив помочь маме и дать ей передышку от странных и новых эмоций, захлестывающих выше уровня здравого смысла еще на метр, кажется, Лукия захныкала, утратив счастливую улыбку. И принялась отчаянно, словно маленькая гусеница, пытаться извернуться в ее руках так, чтоб уткнуться в грудь Насте.
— Ой, прости! Ее кормить пора, — забрала все же свою руку, перехватив дочь удобней.
А глаза все еще смотрят в глаза, нет сил разорвать безумно крепкую, как выяснилось, связь взоров. А ведь недавно еще и представить не могла, что можно так падать в чьи-то глаза… Как та Алиса в нору кролика.
— Конечно, Настюша, корми Светлячка, я пока соберу эту карусель, — улыбнулся вдруг Андрей так тепло, что ее как лучами солнца летнего окутало. — И твой подарок, заодно, распечатаю.
— Андрей! — шумно вздохнула с некоторым отчаянием. — Вот не нужно, правда! Мне твой приход — уже лучший подарок, — повернувшись, пошла в комнату.
— Если так, мне только больше тебя радовать хочется, — отозвался негромко Андрей, — все на свете подарить… Вам обеим, — добавил, заставив Настю замереть на входе в комнату, глядя на него с трепетом, пораженно, но и немного растерянно.
И Лукия притихла, словно ощутила то, что вдруг заискрилось в воздухе коридора, где они с этими коробками застряли, засверкало какими-то переливами солнечных зайчиков по ощущениям, хоть на улице стемнело давно. А у Насти опять сдавило горло, и глаза в пол лица, кажется. Замерла, забыла, зачем и куда шла от него.
— Бегите, девочки, — широко улыбнулся мужчина, но так мягко и нежно, что она сама ответную улыбку сдержать не смогла.
А уже когда почти дверь прикрыла, показалось, что, продолжая игрушку собирать, добавил негромко:
— Мои девочки…
Но утверждать Настя не взялась бы. Может, это у нее в голове галлюцинации от недосыпа и запутавшихся желаний? И Лукия хныкала, требуя пропитания, и у нее в ушах шумело так, тарахтело пульсом в венах, что, может, сама себе что-то выдумала… На другом сосредоточиться нужно, ей о дочери думать — первостепенно!
— Настя, ты здесь, над кроваткой, карусельку вешать думала? — Андрей окликнул ее минут через пять.
Вошел в комнату, тихонько постучав раз, вроде как присутствие свое обозначил.
— Что? — погрузившись в собственные мысли, залюбовавшись дочкой, которая с явным аппетитом припала к ее груди и не думала пока закругляться, Настя повернулась к мужчине…
Недалеко от окна перед этим стояла, лень было свет включать в комнате, надеялась, что дочка прикорнет, наевшись. А ей и отблесков угасающего постепенно солнца достаточно. Еще не темно, весна буйствует, уже и лето не за горами, мягкие сумерки опускаться только начали…
Так на автомате к Андрею и шагнула, как-то вообще не подумав о внешней стороне ситуации. Да и так уже свыклась с присутствием его рядом… словно близкого, похоже, воспринимать начала мужчину.
— Да, над люлькой… — начала было она.
И вот тут вдруг осознала, что стоит перед ним в распахнутой рубашке с обнаженной грудью, к которой Лукия припала и сосет со всей жадностью. А Андрей, кажется, про вопрос свой забыл и…
Ну да, как истинный мужчина, смотрел он конкретно на грудь. Хоть и попытался глаза поднять, к его чести.
Оба как онемели, взглядами встретившись.
А Насте вдруг стыдно стало! Затопило душу каким-то диким смущением и неуверенностью, страшным сомнением! Залило щеки душным румянцем… Сама точно не сказала бы, почему именно: потому ли, что помнила, как муж в последнее время реагировал на ее изменившееся тело, или от самой ситуации? То ли потому, что Андрей так смотрел, по-мужски, что ли, а ей…