Уснули, выходит, в конце концов, тоже вместе… Еще и кое-как выспались. Во всяком случае, Настя с Лукией так точно. Оставалось надеяться, что и мужчину не сильно загоняли этой ночью. Ему-то еще на работу…
Караул! Надо будить! Сколько там уже времени? Не видела часов.
Почему-то горло сдавило каким-то запредельным смущением и волнением, хоть и не юная девочка давно уже! Да и не было в этой ночи ничего такого, чтобы смущаться! Не взрослым людям, однозначно. Но Насте отчего-то до какого-то тревожного ощущения сверкающей щекотки в животе зажмуриться хотелось!
Странно так… Непривычно… И сладко, и страшно.
Не дура же, понимает все эти повисшие в воздухе полувзгляды и осторожные касания, намеки, а то и прямые откровения. Как вчера с его словами о ее внешнем виде, о том, как он воспринимает даже момент кормления, о радости…
Уф!!! Наверное, последние месяцы с Павлом и слова того, кого уже и мужем называть не хотелось, несмотря на официальный статус, что-то сломали в Насте. Разрушили некую хрупкую и тонкую уверенность в самой себе, которую и так нелегко выстраивала в свое время, буквально отстаивая и отвоевывая право на самостоятельные решения, убежденность, что стоит чего-то и что привлекательная… тоже вот.
Потому сейчас так сложно и было поверить в то, что в глазах Андрея все ярче и очевидней замечала. Умом понимала, все видела, а вот душа… Что-то в груди боязливо сжималось с холодком, не в силах довериться этому пониманию.
Но сейчас от нее этого не требовали, кажется. В данный момент, пока все остальные спали, Настя могла просто наблюдать, всматриваться, изучать то, на что ранее никогда не решилась бы, совесть просто не позволила бы. Но теперь… Кто ей теперь указ?
Она просто смотрела, будто впитывая в себя и рельеф его лица, совсем иной, незнакомый, но уже становящийся родным, пусть и не готова была признаваться в подобном. Изучала изломы кожи, рассказывающие какую-то очень личную, только его, Андрея, историю жизни: каких-то, лишь ему ведомых, испытаний, находок и потерь, открытий, успехов и разочарований. Смотрела на то, как медленно двигаются глаза под веками, и вдруг поймала себя на мысли, что хочет коснуться пальцами его ресниц, повторить контур скулы, задержаться на немного массивном угле нижней челюсти и обвести контур губ…
Но ничего из этого ей не то что воплотить сейчас не светило, однако, а и даже продолжать робко мечтать.
Потому как именно в это мгновение завозилась Лукия. Еще совсем тихо, чуть громче засопев, сладко зевнула. Настя не сумела сдержать улыбку, наблюдая за этим милым копошением дочери. И только спустя мгновение осознала, что руки Андрея сжались крепче, обнимая и ее, и малышку, будто он отреагировал на их возню, но еще со сна не понял, хорошо или плохо, и решил на автомате подхватить их обеих.
— Доброе утро, девочки, — хриплым шепотом, широко улыбнувшись, протянул Андрей, зевнув едва не так же, как Лукия только что.
Прижмурился, медленно приоткрыв глаза.
И вдруг так улыбнулся, встретившись взглядом с Настей, что она утратила дар речи и всякий контакт со своим мозгом! Замерла, ловя этот потрясающе светлый, но при этом и пронзительно глубокий взор, который на ней также глобально сосредоточен сейчас был. Забыла обо всем, почему-то ощутив себя невероятно счастливой, будто солнечным светом внезапно согретой.
— Доброе… — выдохнула, сама не поняв, как в ответ улыбаться начала.
— Похоже, нам сегодня очень к месту и кемекс, и кофе придется. Вот уж точно, своевременно я решил тебя порадовать, Настенька, и сам спасаться буду после ночных гулек с вами, девчонки, — подмигнув, мягко и смешливо протянул Андрей. — Погудели, как в ночном клубе, ей-богу! — рассмеялся искренне.
Но ведь ощущалось, что без всякого упрека или недовольства, а даже как с гордостью какой-то, что ли, что все это вместе с ними прошел.
— Это точно! Сегодня и у меня доводов против кофе нет, я о нем мечтаю! — и сама Настя рассмеялась тихонько.
Тут ее, как молнией какой-то, пробило отвратное, в общем-то, воспоминание о том, что Павел кричал, уходя, что не готов к таким вот ночным бдениям и реву ребенка, к проблемам… Настолько в диссонанс сыграло сейчас приподнятое настроение Андрея, который, как раз прошел через это все с ней, хотя вообще же не обязан был!
И да, его руки все еще крепко ее обнимали, хоть и под предлогом, что вроде удерживал их с малышкой в удобном положении.
Так сильно ее это… Нет, не тронуло, сильнее, больше! Пробило разрядом по каждому нерву, до реальных мурашек на коже, которые увидеть можно было. Зацепило нечто очень глубокое и существенное, как сдвинув в сознании тектоническую плиту ограничений и внутренних запретов, давящую на душу, определяющую каждое ее решение в последние недели.