— И где эта ваша кровь, сын то есть, был, когда я два месяца назад в больнице рожала, а, Маргарита Владимировна? Не помню, чтоб Павел или вы неслись ко мне среди ночи, — скрестила руки на груди, глядя на немолодую женщину, дивясь в душе, на что только та пойти не готова.
— Ты не звонила! — будто и этим упрекнуть пытаясь, огрызнулась свекровь.
— Серьезно? Андрею я тоже не звонила, к слову, но он меня и в роддом отвез, и там не отходил, деньгами помогая и со всем необходимым, даже о том, чтобы накормить меня, он подумал, а не вы или Павел. Не в крови дело, и вообще она ничего не решает, как оказалось, Маргарита Владимировна. Так что не устраивайте концерт, вы выглядите глупо. Нужна помощь — мы поможем, но вот это вот все оставьте для мужа и сына, — не повелась Настя, чувствуя, что Андрей за ее спиной начинает сердиться.
Ему тоже это отношение матери Павла к ней и претензии не по душе были.
— Да как ты!.. — явно не понимая, что по краю ходит, взвивалась было свекровь, когда ее прервали.
— Мам! Прекрати немедленно! — слабый голос Павла, но из-за этого не менее раздраженный, донесся из палаты, осадив свекровь. — Не позорься и не устраивай этого. Мы сами взрослые. Разберемся. И права Настя во всем, что ты прицепилась к ней? — впервые на ее памяти, так откровенно выступил против матери и он.
Настя даже удивилась. Переглянулась с Андреем.
— Можем уйти, — не обращая никакого внимания на притихшую и как пристыженную пожилую женщину, предложил любимый, тихо укачивая Лукию, которая хмурилась и супилась из-за криков бабушки, недовольно лопоча. — Ты такого отношения ничем не заслужила, и терпеть не обязана.
— Пошли уже к Павлу заглянем, раз приехали через полгорода ночью, — вздохнула Настя, разочарованно посмотрев на Маргариту Владимировну.
И даже жаль ее сейчас не было, хотя ощущалось, что одёргивание сына больно задело свекровь.
Она обиженно и раздраженно в ответ на Настю посмотрела… И как-то ярко стало заметно утомление, спрятанное в уголках губ и морщинках, тревожное выражение глаз, нервно искусанные губы и трясущиеся пальцы. А еще опустошенное ощущение, которое вдруг излучать начала… не на такое отношение, наверное, рассчитывая.
Видимо, посвятив всю свою жизнь сыну, не ожидала, что тот будет спорить или поступать не так, как она бы хотела. И посочувствовать бы… Да кто ж ее заставлял свою жизнь в служение ребенку превращать, при живом муже и море других возможностей? Дети всегда вырастают… Настя это по себе понимала теперь больше, чем раньше… Потому что повзрослела, своим умом и пониманием жить хотела, чтобы родители ни говорили, даже мать, которой так сложно было ее понять. И как бы ни обожала Лукию всей душой и сердцем, уже сейчас начинала себя к этой мысли приучать. Возможно потому, что еще и Андрея в своей жизни именно сейчас по-новому осознала… Дети — огромное счастье и благословение, но они точно не должны всем смыслом жизни становиться. Потому что потом больно и плохо будет и этим детям, и самой женщине… И пример свекрови сейчас это ярко подтверждал.
— Ну пошли. Но я уже как-то устал от их придирок, — чуть скептично согласился Андрей, глазами дав ей понять, что сразу уведет Настю, если ему еще хоть что-то не понравится в поведении Павла или его матери.
И Настя не спорила. По сути, ей тоже это все не в удовольствие было, а перед совестью своей она уже долг исполнила.
Глава 17
Палата, где лежал Павел, была небольшой, такой же непритязательной на вид, как и вся больница, заметно, что государственная, без особого шика в ремонте. Но зато одноместная… И Настя сделала вывод, что не так все с ним и плохо, если подумали об одноместной палате договориться, явно больше о комфорте заботясь.
Сам Павел лежал на функциональной кровати с приподнятой верхней частью, к руке была подключена капельница, правое плечо все в марлевых повязках, да и нога, прикрытая сейчас простыней, явно пострадала.
Но мужчина уже был в сознании и как-то невесело глянул на них, когда Настя с Андреем, который Лукию держал на руках, вошли. Маргарита Владимировна в дверях замерла, места для всех не хватило бы просто.
Остро пахло лекарствами и больницей. И в целом какое-то ощущение не особо позитивное.
— Ты как? — нейтрально поинтересовалась Настя у Паши, игнорируя недовольное хмыканье со стороны свекрови.
— А, такое, — скривился Павел, как-то неловко поерзав в кровати, видно пытался устроиться удобней. — Моя дурость. Сам виноват, лихачить решил… — глянул на них исподлобья, без каких-либо претензий или упреков.