— Я вовсе не цепляла вас на крючок, — напомнила она. — И я по-прежнему не разделяю вашей уверенности в том, что самолет не прилетит. Возможно, у них там был еще какой-то груз. Не верю, что Эзра лгал.
— Как только увижу Мака, я его сначала убью, — упрямо пробормотал Крейтон, — а уж затем уволю.
— «Я буду лучше всех одетым экс-адвокатом-комиком в очереди на биржу труда», — напомнила ему Элма слова адвоката.
Жесткое лицо Крейтона слегка просветлело, затем озарилось широкой улыбкой, и после долгого-долгого покачивания головой изо рта гиганта вырвался удививший Элму странный фыркающий звук, предваривший настоящий взрыв хохота.
Может быть, потому, что Элма еще ни разу не видела Крейтона таким, ей показалось, что звуки, исторгаемые им, заглушили даже постоянный гул набегавших на берег волн. Женщина не могла вымолвить ни слова, чувствуя только, как тепло этого доброго заразительного смеха медленно проникает ей внутрь, согревая. Ее поразила мощь магнетизма, которая исходила от ее спутника: никогда еще ни один мужчина так не притягивал ее. А сейчас она чувствовала, как чужая воля подавляет ее, обволакивает и лишает какой-то важной частицы личности.
— Что вас так рассмешило? — поинтересовалась она дрожащим голосом.
Искорки удивления мелькнули в его бездонных глазах.
— Наверное, так никогда и не смогу по-настоящему рассердиться на этого придурка.
— Потому-то вы и увольняете его каждые четверть часа?
— Эзра — хороший парень и отличный друг. Его намерения всегда благородны, но зачастую неверны. Он для меня в большей степени брат, чем… — Внезапно Крейтон замолк, черты его лица снова окаменели. Ошеломленная Элма увидела на его глазах слезы. Однако мужчина быстро справился с эмоциями и улыбнулся доброй открытой улыбкой, показывая, что от гнева и раздражения не осталось следа. — Давайте закончим с этим. Будем считать, что увольнение Маку не грозит.
Элма была настолько потрясена тем, чему стала свидетелем, — открывшимся ей впервые эмоциональным миром этого непостижимого человека, — что сил на слова и действия у нее не осталось. Но он слишком быстро прикрыл образовавшуюся щелку в своей душе, и она не могла совладать с неудовлетворенным любопытством: что же Крейтон хотел от нее скрыть? Собрав все свое мужество, она нервно спросила:
— Эзра вам в большей степени брат, чем кто? У вас есть брат?
Губы Крейтона вытянулись в тонкую линию, и, когда он ответил, слова его были остры как бритва.
— Нет, Элма. У меня нет брата.
Повернувшись на каблуках, он вошел в дом.
Следующее утро выдалось по-настоящему солнечным. Мягкий бриз словно ласкал окружающие холмы, и ощущение тепла на лице показалось Элме доброй приметой. Дети умчались спозаранку поиграть с тюленем по имени Питер, и, прогулявшись по окрестностям, молодая женщина горела желанием заняться чем-то полезным. Против своей воли она ощущала, как ее захлестывает знакомый зуд: если-не-приберусь-в-этом-свинарнике-то-зарыдаю.
Вероятно, Крейтона, как всегда занятого своими птичками, какое-то время можно было не опасаться. И Элма решила взять судьбу в свои руки, первым делом отправившись на поиски пылесоса. Она готовилась к предстоящей операции два дня, и сегодня была полна решимости осуществить ее! Конечно, подобное поведение отдавало трусостью — убираться в доме, когда возразить было попросту некому, однако в конце концов ей придется выдержать нападки Крейтона при встрече. Ну и пусть! Будь что будет.
Однако после двадцатиминутных поисков Элма почувствовала, что начинает нервничать. Она потратила уйму драгоценного времени, обшарив весь дом, но пылесоса, похоже, и след простыл. Оставался еще чулан в спальне Крейтона, о котором рассказывала сестра. Но Элма все никак не могла собраться с духом заглянуть туда. Это казалось ей вторжением в чужую жизнь, хотя хозяин дома вовсе не держал дверь на замке. Несколько раз Элме довелось заглянуть в его спальню, и этого было достаточно, чтобы убедиться: в ней найти что-либо так же трудно, как и в остальных комнатах. Подсознательно испытывая чувство вины, она все же решилась войти.
С бешено бьющимся сердцем она окинула взглядом то, что когда-то было прекрасной комнатой. Мебель старого дерева располагала к спокойствию и комфорту. На полу рядом с некрашеной деревянной кроватью стоял старомодный черный сундук с медными уголками. Светло-коричневый ковер был завален каким-то хламом, им же была покрыта длинная скамья под окном, откуда открывался вид на море. Над кроватью висела фотография в черной рамке — Крейтон и уже однажды виденная Элмой женщина. Прислонившись к мужу, она держала на коленях мальчика лет четырех. Все трое улыбались. Портрет запечатлел семью в те времена, когда все были живы и счастливы. Расстроенная увиденным, она отвернулась.