Быстро поставив чайник, я порезала картошку, чтобы пожарить. Немного времени и все готово. В чай я бросила лимон и пару кубиков льда наложила тарелку и принесла маме, после того переоделась и пошла сама ужинать. Сегодня я хорошо поработала и наработала аппетит. Мне срочно требовалась еда.
Глава 2
После первого дня работы меня больше не обыскивали и поэтому, все проходило достаточно просто. Дела шли спокойно и своим чередом. Алла Петровна пару раз меня хвалила перед Лидией Александровной, которая после обеда меня отправила на третий этаж. На этаже располагалось множество спален, четыре комнаты мне было поручено убрать. Забыть, кому принадлежит дом, в котором я работаю, было легко, потому что я не с кем не обсуждала это. Я закончила уборку в трех основных комнатах и зашла в четвертую. Тут воспоминания и ожили. Я находилась в комнате самого горячего парня, который все лето будет спать здесь в этой комнате. Я втащила за собой небольшую тележку со всем необходимым для уборки и преступила к работе. О комнате можно сказать сразу, что она принадлежит не обычному парню-подростку. Она очень уютная, что меня озадачило. На одной из стен комнаты были выставлены мячи и биты с разнообразными надписями, на другой гордо висели футболки, которые он должно быть носил в раннем детстве. Я с легкостью представляла маленького мальчика со снимков, что я видела вчера одетого в эту одежду. Стена напротив кровати была заполнена фотографиями от начала и до конца по мере взросления. Последними фотографиями здесь были, когда ему было четырнадцать. На одних фотках я могла разглядеть его, не затрудняясь, а там, где он младше девяти лет едва ли, с большим трудом. На стене над кроватью я видела множество гитар. Некоторые из них сверкали, будто ими не пользовались никогда, некоторые были с автографами, видимо даже рок-звезды имеют своих кумиров. Глазами я пошла дальше, и набрела на одну гитару, она казалось, была покрыта золотом, хотя я бы не удивилась, если бы это было так. В самом центре висела небольшая, потертая гитара то, как ее повесили и то, что она находится посередине, сказало мне о том, что она была самой любимой и самой первой.
Я выглянула в коридор, проверяя, что никто не стоит снаружи только потом подошла ближе. Я не была фанаткой, но видеть нечто такое породившее из мечты легенду, в некотором смысле казалось священным и вызывало трепет. Моя тележка стояла уже почти собранная посреди комнаты, пока я рассматривала гитары, как вдруг зазвонил телефон. Я немного вздрогнула, потому, что у меня не было телефона, а если нужно я пользовалась телефоном Оксаны, это звонил тот, что находился в этой комнате на тумбочке. Я сняла трубку, а из динамиков раздался встревоженный голос Лидии.
– Кира, ты уже закончила? Семья приехала раньше, тебе нужно спуститься вниз как можно незаметнее, после чего переодеться и собраться в помещении для служащих, чтобы получить дальнейшие инструкции.
Я закинула на ходу пару вещей для уборки из моих рук в тележку и направилась к двери, говоря:
– Конечно, я уже все.
Послышался вздох облегчения.
– Умница, пожалуйста, поторопись! Все направились на верхний этаж.
Я встала и положила телефон на место, только я сделала шаг к двери, как она открылась и я упала от удара по левой руке и голове.
– Ауу, как больно.
Я подняла глаза и застыла.
– Ох, прости, я тебя ударил?– из меня казалось, вышел весь воздух, слышать этот красивый голос и видеть эти глаза, так близко было очень впечатляюще. Я вздохнула поглубже, и выпалила с раздражением:
– Нет, дверь сама постаралась! – он улыбнулся, на мой ответ. Какой же все-таки он красивый. Тонкие губы, черные волосы, такого же цвета брови, мои разглядывания прервались голосом:
– Черт, как неловко, ты в порядке? – вдруг его лицо переменилось. – Стоп, кто ты? Как сюда попала?
Я была в замешательстве, не зная, что ответить, ведь все мысли разбежались кто куда…. То ли от удара я так туго соображала, то ли от того что рядом он, но в следующую секунду я уже соскочила и схватив свою тележку за ручку пулей выскочила в коридор. Видимо он тоже не успел сообразить, потому что стоял, улыбаясь смотря на меня забравшуюся в лифт. Мое лицо пылало от этой сексуальной мордашки, смотрящей на меня. Его нельзя было назвать рассерженным, наоборот он не был сердит, конечно, нельзя не сказать, что какая-то доля тревоги была написана на его красивом лице, но не более того.