Пилар спешила ему навстречу в одной из тех испанских блузок, которые оставляют открытыми плечи, и пышной, красного цвета юбке, настолько яркой, что она светилась даже в темноте. Пилар подошла поближе, упираясь руками в полные бедра, а ее глаза вспыхнули целым костром искр, когда она увидела Джоли.
— Собирай вещи, Пилар, я отвезу тебя в город, — бросил Даниель.
Пилар вздернула подбородок, словно упрямый мул, но тут же мстительно улыбнулась, пожав плечиком, освещенным отблесками костра.
— Вот уж не знала, что меня позовут сюда для того, чтобы постоянно удивлять, — сказала она, глядя на Джоли, которая подобралась и ощетинилась, словно дикая кошка за секунду до того, как превратиться в настоящего тигра. — Когда Большому Даниелю Бекэму женщина больше не нужна, он просто вышвыривает ее и ищет себе другую.
Даниель открыл было рот, но Джоли оборвала его.
— Пилар! — выдохнула она, глядя на нее так, будто собиралась ударить. Но в тот самый момент, когда Даниель думал уже, что ему придется вмешаться, Джоли повернулась и посмотрела ему прямо в лицо, и даже в темноте Даниель разглядел, каким бешенством горели ее глаза.
А Джоли внезапно все поняла: Пилар была той самой женщиной из салуна, это ее роскошным телом наслаждался Даниель долгими темными ночами. И для Джоли стало совершенно ясно, что Даниель привез Пилар на полевой стан не только для того, чтобы заниматься стряпней.
Очевидно, от Пилар не ускользнули переживания Джоли. По крайней мере она широко улыбнулась: ей удалось всего лишь несколькими словами добиться желаемого результата, и она явно была удовлетворена. Пилар легко забралась в походную кухню и стала собирать свои вещи.
Даниель хотел было сказать что-то в свое оправдание, но потом передумал, решив, что, вероятно, так будет лучше, если Джоли станет думать, что он пал настолько низко, что спит с другой женщиной, будучи женатым человеком. Так ей легче будет отправиться в Сан-Франциско, когда закончится уборка урожая, и повернуть свою жизнь по-новому.
Стиснув зубы и послав Даниелю взгляд, которым легко можно было бы растопить метровый слой льда в ручье Горького Лука в самый морозный декабрьский день, Джоли подобрала юбки своего выходного платья и ринулась прочь, чтобы проведать, как там Хэнк и Джемма.
А для Даниеля самым трудным в его жизни делом оказалось не броситься вслед за Джоли, уверяя ее в том, что он не нарушил их брачных обетов. Усаживая Пилар в фургон и подавая ей баул с вещами, Даниель убеждал себя, что в действительности не важно, сохранил ли он верность Джоли или нет. Ведь их брачная церемония не имела никакого значения, кроме одного: он просто пытался спасти эту женщину от виселицы.
Рессоры фургона заскрипели, когда Даниель залез на козлы и взял в руки вожжи. Раз так, продолжал свои размышления Даниель, то Джоли вольна думать все, что ей в голову придет. Он мыслями вернулся на ферму Калли, ожидавшую, чтобы ее урожай был убран, и, несмотря на искреннюю скорбь по потерянному другу, мечтал и желал заполучить ее плодородные земли и маленький, но крепкий дом с такой страстью, что ему самому стало стыдно.
Если бы он купил эти акры, — а сделать этого Даниель не мог, потому что потратил деньги на спасение Джоли от петли, — то его ферма стала бы самым крупным землевладением между Споканом и границей штата Орегон. В таком случае сюда смогли бы перебраться его младший брат Енох с женой и детишками и поселиться в доме Джо Калли. И тогда Даниель и Енох были бы не только братьями, но и компаньонами и соседями. Было тут и еще одно преимущество. После того как уедут Джоли с детишками, большой дом Даниеля уже не покажется ему таким пустым, ведь буквально на другом конце поля будут Енох, Мэри и их малыши…
Уложив Хэнка и Джемму на столе в походной кухне, Джоли расстелила одеяла, устраивая себе постель под днищем повозки. Трава была сухой и пряной, потеряв свою сладкую свежесть.
Джоли закрыла глаза, радуясь, что этот тяжкий день подошел к концу, но тут же в ее мозгу замелькал целый калейдоскоп событий этого дня, лишая ее последней надежды заснуть. Джоли видела, как Нан застыла возле свежей могилы Джо, заламывая руки и рыдая, как хищно вертелся вокруг нее Айра Дженьюэри. Джоли резко вскочила и пребольно стукнулась головой о дощатое дно повозки.
Потирая ушибленное место, Джоли шепотом выругалась, причем такими словами, которые, как она думала, она уже забыла. Завтра у нее будет здоровенная шишка на голове, но сейчас это не имело никакого значения. Джоли вдруг пришло в голову, что мистер Дженьюэри, возможно, охмуряет Нан, чтобы заполучить юридический документ на ее земли в придачу к молодой жене и ребенку от другого мужчины. Джоли снова закуталась в одеяло. Она недостаточно хорошо знала владельца лесопилки, чтобы подозревать его в корысти, однако инстинкт говорил ей, что этот человек — дрянь и мерзавец.
А может быть, Нан не рассказала ему о долгах фермы? Из-за того, что была в полном отчаянии и страхе перед будущим.
Джоли потерла ушибленную голову, и вдруг горло ее перехватили спазмы едва сдерживаемого рыдания. Но не из-за бедняги Джо, да упокой, Господи, его душу! Нет, причина, по которой Джоли захотелось плакать, была отнюдь не такой благородной: Даниель не забыл эту салунную потаскушку, хотя у него была жена, чтобы удовлетворять свои естественные мужские потребности. А он имел наглость привезти эту проститутку прямо на полевой стан, хотя все здесь знали, кто она такая, а Джоли не оказалось рядом, чтобы отстоять свои интересы.
Жалобный напев губной гармоники заполнил ночь, проник в самую душу Джоли. Она отчаянно попыталась заснуть, но час проходил за часом, а она все не слышала стук колес возвращающегося фургона Даниеля. Она не могла больше отрицать то, что, она уверена, было правдой: Даниель сейчас нагло спал со своей любовницей, и об этом знали его жена и все наемные работники.
Джоли охватили почти невыносимые обида и гнев. Она почувствовала себя оплеванной, словно кто-то надавал ей пощечин или уличил в чем-то постыдном. Немного времени спустя она повернулась на бок и стала всматриваться в яркие звезды полными слез глазами. На фоне залитой лунным светом пшеницы звезды казались капельками горного хрусталя, разбросанными по темному ночному небу. Джоли поклялась всеми святыми, что никому не выкажет свое горе, что никто не узнает, какую боль причинил ей Даниель своим предательством. И особенно не узнает об этом сам Даниель.
На следующее утро Джоли, как обычно, встала еще до восхода солнца. Едва она открыла глаза, как ее охватила полная безнадежность. Завтрак уже заканчивался, и мужчины допивали по второй кружке кофе, когда наконец-то появился Даниель, правя фургоном. Он был чист и одет в выстиранную рабочую одежду. Он молча посмотрел на Джоли, ожидая, что она спросит его, где он был. Но Джоли не спросила. Вместо этого она наложила в тарелку яиц и ветчину, налила в эмалированную кружку горячий кофе и протянула Даниелю, надеясь, что теперь ему станет ясно, что мистер Бекэм стал для Джоли всего лишь еще одним наемным работником.
Даниель, однако, не спал в той шумной маленькой комнатке в салуне «Желтая Роза», но ему хоте-лось, чтобы так думала Джоли. Напротив, он провел весь вечер в разговорах с настоящим болтуном, который заменил Хэмиша Фрейзера на посту президента «Фиделити Бэнк». Затем поехал к себе домой на ферму, вымылся и провалялся, ворочаясь с боку на бок, в одинокой постели до самого рассвета.
Даниель почти надеялся, что Джоли придет в ярость, когда он появится, но она сильно разочаровала его, обращаясь с ним, как с другими наемными работниками. Черт возьми, она вообще едва взглянула на него!
Дневные работы начались сразу после того, как Даниель возвратил пустую тарелку, и постепенно за работой он успокоился, как это было всегда. Но даже изнурительный труд не мог вытравить из его души жажду Джоли и того наслаждения, которое она могла ему дать.