Запах готовящегося ужина красноречивее слов сообщил о том, что близится вечер. И люди, и жи — вотные — все были измотаны тяжелым трудом по уборке пшеницы и ее обмолоту. Однако несмотря на то, что Даниель проголодался, как медведь, выползший посреди зимы из берлоги, он не остался на ужин и не сказал ни слова Джоли.
Вернувшись домой на ферму, он занялся обычными делами и накормил сметаной старину Левитикуса. Затем разыскал в кладовой огромный кусок ветчины и с жадностью проглотил его, заедая куском хлеба, который нашел там же в кладовой.
Проглотив еду, но все еще голодный, Даниель умылся ледяной водой из насоса и переоделся в свой деловой костюм, в котором обычно ходил в церковь, но и это не помогло. Даниель вынужден был признать, что столкнулся с одной из самых главных дилемм в своей жизни. А он не был таким уж мыслителем, чтобы решать более одной проблемы зараз.
Он просто надеялся, что Енох и Мэри смогут добраться сюда до зимы.
К величайшему удивлению Джоли и радости, которую ей едва удалось скрыть, Даниель этой ночью заявился на полевой стан. Джоли играла с Дотером в шашки, используя в качестве стола пенек, а в качестве стульев перевернутые вверх дном кастрюли.
— Что здесь происходит? — рявкнул Даниель так, словно поймал Дотера и Джоли за чем-то непристойным, словно они поменялись бы, скажем, одеждой.
Джоли не подняла головы, но не потому, что сейчас был ее ход, а потому, что не хотела, чтобы Даниель увидел, как вспыхнули румянцем ее щеки.
— Ничего особенного, просто проводим летний вечер, мистер Бекэм, — наконец ответила Джоли таким холодным тоном, словно бы общалась с презренным и ничтожным человеком. Краем глаза Джоли заметила, как Даниель уперся взглядом в Дотера.
— Иди и пригляди за мулами, — ровным голосом сказал Даниель.
Дотер как раз обдумывал ответный ход, задумчиво поглаживая щеку.
— За мулами уже присмотрено, — ответил он.
На этот раз невозможно было ошибиться, каким тоном Даниель заявил:
— Иди и проверь еще раз, все ли в порядке!
Несмотря на все свои недостатки, дураком Дотер не был. Поднявшись с кастрюли, на которой он расположился словно на стуле, Дотер, насвистывая что-то, медленно побрел к конюшне и растворился в теплом летнем вечере.
Даниель занял его место напротив Джоли, чуть наклонив голову, чтобы разглядеть ее лицо, затем вздохнул, сцепил, снова расцепил большие руки, снял и вновь надел шляпу.
— А он бы победил тебя, — спустя некоторое время сказал Даниель, разглядывая расположение черных и красных фишек на доске.
Джоли с трудом подавила улыбку.
— Благодарю вас за то, что сообщили мне это, мистер Бекэм. Должна признать, что я, стало быть, питала дурацкие надежды на выигрыш.
Даниель снял и отложил шляпу в сторону, затем, нетерпеливо крякнув, выпалил:
— Я купил ферму Калли. А это значит… это значит, что сейчас у меня нет денег, чтобы отправить тебя в Сан-Франциско до тех пор, пока не будет убран следующий урожай. А тем временем тебе придется остаться здесь.
Джоли едва усидела на перевернутой кастрюле, хотя ее так и подмывало вскочить и, словно одуванчику, взмыть в воздух от распиравших ее радости и гордости. Она даже обхватила обеими руками колени, напоминая себе, каково будет ей смотреть в лицо сельскохозяйственным рабочим, отлично знавшим о визитах Даниеля к Пилар.
— Я не собираюсь нигде оставаться, Даниель Бекэм, — шепотом ответила Джоли после долгой паузы, когда решила, что сможет говорить, ничем не выдавая своих чувств. — Как только смогу отработать 9вой долг, я тотчас сама уйду, даже пешком.
Даниель наклонился к ней так близко, что она увидела, как вздымается у него грудь.
— Ты не посмеешь этого сделать!
Джоли дерзко выгнула бровь и взглянула ему прямо в глаза.
— Неужели? — сладким голосом произнесла она и поднялась, чтобы пойти за Джеммой и Хэнком и уложить их в постель.
Но Даниель сильно, но не больно схватил ее руку и заставил снова сесть.
— Черт тебя подери, женщина! Лучше и не пытайся! — хриплым голосом прорычал он. — Моя жена не будет шастать по округе без должного за ней присмотра!
Джоли высвободила свою руку.
— Именно об этом я и говорю! — задыхаясь, выкрикнула Джоли. — Твоя жена! А я — никакая я тебе не жена!
На этот раз он не стал удерживать ее.
Хэнк и Джемма пригрелись у костра наемных работников, слушая раскрыв рот замысловатые житейские байки. Они недовольно заворчали, когда Джоли повела их в уборную, а потом заставила умыть на ночь мордашки в тазике, который поставила на ступенях походной кухни. Однако едва их головы коснулись подушки, дети мгновенно заснули. Джоли погладила их пыльные золотистые волосы, поцеловала каждого в лоб, притушила лампу и начала собирать свои одеяла.
Лагерь начинал затихать, догорал и костер. Постепенно наступила тишина, нарушаемая лишь редким ревом мулов да громким мужским храпом, и тогда в ночи под походной кухней появился Да-ниель.
— Уходи отсюда! — прошептала Джоли.
— Вот еще, — ответил он, усаживаясь на одеяло рядом с ней и принимаясь снимать с себя нижнее белье.
— Не вздумай прикасаться ко мне, — предупредила его Джоли, хотя всем своим существом жаждала Даниеля.
Не говоря ни слова, Даниель принялся расстегивать пуговички на ее одежде, и она — помоги ей, Господи! — не могла даже пошевелить рукой, чтобы остановить его. Под фургоном было темно, а запахи Даниеля, травы и плодородной земли преисполнили Джоли первобытными чувствами и желаниями. Она жаждала ощутить на себе его вес, жаждала вновь почувствовать тот яростный, бесстыжий огонь, который разгорался в ней всякий раз, когда он брал ее.
— Даниель! — прошептала Джоли, раздираемая желанием и гордостью. А он отложил в сторону платье Джоли, обнажил ее полные груди, наклонился и, едва касаясь, поцеловал тут же набухший сосок.
— Даниель! — повторила Джоли, сознавая, что пропала…
Когда Джоли проснулась на следующее утро, умиротворенная и довольная больше, чем когда бы то ни было, она была одна. Джоли быстро сполоснулась и натянула самое чистое из своих грязных ситцевых платьев. Затем выскочила наружу и поспешила готовить завтрак: жарить куски свинины, подогревать сваренный накануне картофель, делать яичницу из яиц, собранных Дотером на ферме. Налила кофе в кофейник и поставила его на раскаленную докрасна печь. Она сонно улыбалась, когда над ней и ее стряпней подшучивали, впрочем, вполне добродушно, рабочие перед началом трудого дня.
Лишь Даниель упорно молчал и не улыбался, и Джоли в конце концов захотелось со всего маху опустить на его голову тяжелую чугунную сковородку, которая была у нее в руке. Этот Даниель действительно самый тупоголовый, самый проклятый мужик, который встречался ей в жизни. И хуже всего, подумала Джоли, вздохнув про себя, что она так любит его, что когда-нибудь, уже точно, не сможет сдержать свои чувства.
Стояла та пора, когда день год кормит. Уборочная страда продолжалась, дни летели стремительно. Джоли работала до полного изнеможения, а по вечерам играла с Дотером в шашки, или героически пыталась прочитать пару строк, или просто сидела у костра, прислушиваясь к песням или рассказам, которые принесли с собой сюда эти мужчины вместе со своими спальными мешками.
Иногда Даниель приходил к ней под походную кухню, когда затихал в глубоком сне весь лагерь, и любил ее так безумно и нежно, словно в последний раз. И всегда на следующее утро держался холодно и отстраненно. Джоли стыдилась своей уступчивости и искренне корила себя за это. Но ее желание почувствовать себя в объятиях Даниеля оказывалось сильнее. Она полностью наслаждалась редкими и оттого такими сладостными моментами, которые ее муж уделял ей. Да, она наслаждалась ими, несмотря на свою угрозу уйти от него даже пешком.
ГЛАВА 13
Дождь хлынул четвертого сентября, день спустя после того, как Даниель и его парни закончили уборку урожая самого Даниеля и окрестных фермеров, которые оплатили эти услуги. Дождь барабанил по крышам конюшни, дома, прибил к земле оставшиеся неубранными, правда, местами, хлеба, превратил сухую пыль в вязкую грязь. То, что осталось неубранным в огороде, также прибило к земле. А пугало просто поникло разбухшей головой и теперь действительно могло испугать своим видом кого угодно.