— И вы позволите ему это сделать?
— Возможно, и нет, хотя это во многом будет зависеть от того, какую замену предложит мне Царствующий шут.
— Царствующий шут?
— Ну, это что-то вроде главного церемониймейстера, старший весельчак — его по-разному называют. Вам надо будет Лизель расспросить насчет того, что конкретно входит в его функции. Кстати, поскольку в Бонне также устраивают такой же маскарад, но только в гораздо более цивилизованной форме, как вы отнесетесь к идее, если я подыщу для вас и Лизель соответствующих кавалеров и мы все вместе отправимся в столицу, чтобы приятно провести вечер?
Просидеть весь вечер напротив Ирмы Мей в компании, как минимум, троих мужчин, выступающих в роли звукового отражателя ее безудержного самомнения? Ну уж нет!
— Пожалуй, я ограничусь местным праздником, — сказала Вирджиния.
— Как вам будет угодно. Но только потом не говорите, что я вас не предупреждал.
Наконец они добрались до виллы, и Вирджиния вышла из машины, довольная тем, что он не поинтересовался ее мнением — хотя бы самым поверхностным — об Ирме. Прежде, чем имя Ирмы снова где-нибудь всплывет, подумала Вирджиния, надо будет придумать в отношении этой особы что-нибудь достаточно великодушное, поскольку лишь ее собственные слова могли зародить у Ингрэма и Лизель — двух добровольных спутников Ирмы — мысль о том, что почти неприкрытое презрение к ней со стороны старшей из сестер Мей являлось всего лишь зеркальным отражением той антипатии, которую питала к ней сама Вирджиния.
А ведь, в сущности, все произошло столь же непроизвольно и стремительно, как и та внезапная симпатия, которая зародилась между Вирджинией и Лизель, хотя в данном конкретном случае она опиралась не столько на собственный инстинкт, сколько на отчетливое осознание Ирмы как врага. Впрочем, равно как и Ирма — вот только по какой причине? — узнала неприятеля в ней самой.
Темное дыхание зимы постепенно просветлялось, рассеивалось и улетучивалось — пусть медленно, но дело все же шло к весне.
По мере того как дни становились все теплее, Вирджиния подолгу задерживалась на плантациях, наблюдая за ловкими движениями человеческих рук, вооруженных секаторами. Иногда ей даже разрешали попрактиковаться и самой обрезать пару-другую будущих стволов, или внимательно разглядеть характерные утолщения на стеблях, указывавшие на потенциально плодоносящий листок и почку-зародыш, или же подсчитать, какое количество их следует оставить, тогда как остальные аккуратно отсечь, чтобы обеспечить будущее развитие всего растения.
День, на который был назначен маскарад, выдался ясный и теплый. Ввысь над кострами тянулся изящный спиралевидный дымок, казавшийся серым на фоне голубого неба, и это позволяло предположить, что и вечер также окажется достаточно теплым для уличных торжеств. С виноградников Вирджиния вернулась во второй половине дня, после чего позволила себе понежиться в ванне и привести себя в порядок — планировалось, что затем Ингрэм отвезет ее в «Драхенхоф», чтобы забрать Ирму и Лизель.
Лизель посоветовала Вирджинии одеться так, чтобы было одинаково удобно находиться и в душном помещении пивных ресторанов, и под открытым небом вечерних улиц. Что и говорить, непросто было удовлетворить обоим этим требованиям, однако в итоге она все же достигла некоего компромисса, надев темно-синее платье без рукавов из джерси и короткое пальто из ангоры. Но как быть с головой? Лучше всего подойдет шарф, повязанный наподобие тюрбана, решила Вирджиния. Однако, подобрав подходящий экземпляр и уже начав обвивать им голову, она внезапно остановилась, после чего отложила шарф и извлекла из пучка все шпильки и заколки. Затем она расчесала доходившие до плеч волосы, отчего кончики их естественно закруглились, после чего серией умелых манипуляций расческой добилась того, что в таком завитом положении они и остались.
Вирджиния знала, что с подобной прической она выглядит гораздо моложе своих лет, а потому контраст с повседневным пучком на затылке и в самом деле представлялся ей довольно соблазнительным. Но затем в ее памяти всплыла вкрадчиво-нежная колкость Ирмы Мей насчет тех, кто «чуточку постарше», и она снова потянулась за шпильками и тюрбаном. Ну уж нет, с некоторой даже яростью подумала Вирджиния, она ни за что не покажет этой женщине, что поняла, кому предназначалась та ее колкость, и не станет потакать мнению Ирмы о ее внешности! Она сжала волосы в кулак, повернула, подоткнула снизу заколками, потом натянула тюрбан, который накрыл уши, пучок и случайно выбившиеся завитки волос.
Ингрэм собирался сам отвезти всех их в город, однако, к его удивлению, Лизель также подготовила свой «фольксваген», заявив, что Вирджиния поедет именно с ней.
— Какой смысл ехать на двух машинах? — попытался было возражать Ингрэм.
— Это на тот случай, если мы разделимся. Ты же сам знаешь, как бывает на таких маскарадах, — возразила ему Лизель.
— Но мы могли бы договориться о часе нашей встречи перед возвращением домой.
— А представь, что кто-то из нас не будет готов возвращаться домой? Ты, например, обязательно будешь готов? Так что уж нет, дорогой мой Ингрэм, мы с Вирджинией хотели бы чувствовать себя полностью независимыми. А потому увидимся позже — намного позже… возможно!
Уже в машине, сидя рядом с Вирджинией, Лизель хохотнула, хотя и чуточку нервозно.
— Вы видели, как нахмурился Ингрэм? Зато Ирма была очень даже довольна. А все потому, что это была именно ее идея — чтобы мы разделились. Понимаете, она знала, что я лично захочу, чтобы мы с вами поехали самостоятельно, тогда как сама она, естественно, предпочла бы приберечь Ингрэма для себя. Вот она и сказала, что, если я заранее подготовлю свою машину, ему не останется ничего другого, кроме как согласиться. И все же он чуть было не сорвал всю ее затею. Интересно бы узнать, почему? А впрочем, — Лизель пожала плечами, как бы стряхивая с себя эту проблему, — теперь Ирма уж никак не сможет сказать, что, дескать, я уступила Ингрэму, а это самое главное.
При этом, подумала Вирджиния, Лизель осталась в очаровательном неведении относительно того факта, что на самом деле Ирму в гораздо меньшей степени волновали чьи-то интересы по сравнению с ее собственным желанием сохранить свою монополию на единственного в их компании мужчину! — подумала, но, естественно, оставила эту мысль при себе.
Узенькие улочки города и его довольно просторная центральная площадь Марктплац искрились огнями и пестрели флагами, а росшие вдоль реки подстриженные липы были украшены бесчисленными разноцветными лампочками. Вирджиния смекнула, что церемония открытия празднества в чем-то станет походить на парад лорд-мэра и в торжественной уличной процессии будет представлено большинство городских профессий, Во главе кавалькады следовали полдюжины резвящихся и скачущих шутов — все в масках, традиционных красно-желтых штанах, кожаных куртках и в колпаках с бубенчиками, — которые размахивали длинными гибкими прутьями, увенчанными надувными шариками, призванными заменить собой ушедшие в прошлое свиные пузыри.
— Я и не помню, когда они в последний раз пользовались пузырями, — призналась Лизель Вирджинии, пока они с высоты выбранной ими удобной позиции наблюдали за торжественной процессией. — Кажется, бургомистр давным-давно запретил пузыри, после того как стали поступать жалобы на то, что главный шут слишком уж усердно хлещет ими участников «Большого танца».
— А зачем ему надо вообще хлестать кого-то? — поинтересовалась Вирджиния.
— Сами увидите, — загадочно произнесла Лизель. — И радуйтесь тому, что шарики не больно бьют!
После того как процессия дважды прошлась по городу и наконец распалась, ее участники разошлись по пивным ресторанам.
Отовсюду доносилось шумное пение, в воздух вздымались руки с зажатыми в них глиняными пивными кружками, а мужчины и женщины напропалую флиртовали друг с другом. Затем все снова, хотя и не одновременно, вывалили на улицы и спустились к реке, после чего почти организованными толпами двинулись к открытому пространству Марктплац. Здесь образовалось два круга, их участники, взявшись за руки, стали двигаться в противоположных направлениях, но неизменно глядя в сторону властной фигуры Царствующего шута, который, стоя на постаменте памятника, находился в самом центре всего действа.