Мужики мои насторожились — никто не желал в этом участвовать. А бедный дед заскулил на стуле, запричитал:
— О-е-й, доктор, я хоть не помру?
— Если зуб не вырвать — помрешь обязательно. Гноем все заплыло. Сейчас вытащу зуб твой, рану почищу и лекарство положу в дырку. Тогда, глядишь, протянешь еще немного.
Рыжая достала из кастрюльки старинного вида металлический шприц, набрала из стеклянной ампулы лекарство и прокомментировала:
— Обезбол предпоследний на тебя трачу. Но при таком-то отеке, думаю, все равно будет больновато.
Она уколола куда-то, как мне показалось, в глубину рта. Немного посидела рядом на стуле. Потом выразительно посмотрела на меня. Я кивнул Димону. Он с тяжелым вздохом подошел сзади и взял бедолагу за плечи, крепко удерживая в одном положении.
Я встал рядом и внимательно наблюдал за спокойными и уверенными действиями девушки. Мне казалось даже, что она слишком ласково придерживала такого неопрятного противного мужика за подбородок. Потом взяла щипцы и, обхватив ими зуб, начала расшатывать его. Старик дернулся, попытался взмахнуть руками, но я успел удержать и не позволить ему выбить щипцы из Зоиных рук. Она продолжала расшатывать, мужик дико выпучил глаза и начал крутить головой. Димон второй рукой зажал его голову.
В рот страдальца я теперь боялся заглядывать — каша из гноя и крови заполнила все вокруг. Рыжая тянула изо всех сил — а их явно не хватало, рука подрагивала, на лбу выступила испарина, шапка сбилась на бок, выпустив на свободу рыжую прядь.
— Давай помогу, — обхватил ее руку и потянул вместе с ней. И почувствовал, как что-то там, в зубе треснуло, мужик дернулся и начал заваливаться на Димона, закатив глаза. Рыжая, отодвинув мою руку, бросила в стоящее на полу пустое ведро окровавленный зуб, схватила кусочек ткани и, открыв баночку, намочила ее. По комнате тут же пополз неприятный запах нашатырного спирта. Мужик, понюхав тряпочку, тут же очнулся, по его подбородку стекала струйка крови. Рыжая выразительно посмотрела на меня:
— Слава, всё, дальше я сама, спасибо!
Что? Слава? Почему не Яр, как все? Так меня сто лет уже никто не звал…
12. Ночь
Хозяину дома полегчало где-то через час. Он, лежавший, свернувшись калачиком лицом к стене, вдруг медленно сел, все еще держась за щеку. Удивленно покрутил головой, как будто впервые разглядывая мужиков, которые заняли практически все горизонтальные плоскости в помещении. И, наконец, остановился взглядом на мне.
— Не болит. Нет. Болит, но не так болит. Почти не болит.
Красавчик, сидевший на стуле возле стола и все еще жующий, кстати, очень вкусную картошку, заржал:
— Ты б уже определился, болит или не болит!
Я подошла к нему, заставила снова открыть рот — толком-то не удалось обработать даже, совсем никакой он был после удаления наболевшего зуба. Ну вот, вроде получше.
— Нормально, через пару дней, вообще, забудешь о нем.
Он вдруг схватил за руку.
— Доктор, не знаю как и благодарить — так не хотелось из-за зуба какого-то подыхать до того, как… в смысле, раньше времени.
Смочила кусок желтого от старости бинта из своих, стремительно подходящих к концу, запасов остатками перекиси из пластиковой бутылочки и дала ему. Видимо, своим лечением я вызвала уважение и, как следствие, доверие у мужчины, потому что он сказал тихонько, чтобы остальные не слышали:
— Можешь сходить со мной… тут недалеко? Кое-что покажу.
Я пожала плечами, ночью с незнакомым человеком куда-то идти не очень-то хотелось. Но, в принципе, сидеть в чужом доме с толпой малознакомых мужиков, один из которых только утром пытался изнасиловать, вообще не слишком-то безопасно. Тем более, что Ярослав (надо же мне было, глупой, Славой его назвать! Он даже дернулся от неожиданности! Сама не поняла, с чего это я вдруг?) вместе с Медведем, так я называла его про себя, хотя уже и запомнила, что все обращаются к мужчине — Димон или Десантник, ушли на улицу. А нечего мною командовать — кто он такой, чтобы позволять себе так со мной разговаривать, как тогда, возле дома?
Да и о девушке очень хотелось расспросить нашего хозяина. Почему-то она не давала мне покоя. Он снова наклонился к моему лицу и прошептал:
— Если что, скажи им, что я тебя в уборную поведу.
Я кивнула, собрала свои причиндалы назад в чемодан и, когда он снова обвязав лицо шарфом (правильно, чтобы не застудить), пошел на выход, я направилась за ним. Молодой нехотя встал со стула.
— Зоя, мне командир приказал тебя одну не отпускать никуда.
Хороший мальчик — спокойный, милый, добрый, симпатичный, не то что этот черноглазый, который ухмыльнулся и покачал головой, услышав Степкины слова.