— Командир, рад тебя видеть живым! Значит, не зря мы… — почему-то не договорил, шагнул ближе, осторожно обнял, похлопал по плечу и кивнул на машину. — Иди! Я открою дверь.
Я послушно шагнул туда, куда он мне указывал, гонимый каким-то предчувствием, холодящим сердце. Когда Давид распахнул дверцу, в первые секунды я был оглушен множеством самых разных звуков, которыми был наполнен салон моей машины: детский плач, женские стоны, мужские и женские голоса. И среди нескольких — знакомых и незнакомых, выделялся один, тот, который я не спутал бы ни с какими другими. Недоверчиво посмотрел на Давида. Он ухмыльнулся и заявил:
— Сам учил — своих не бросать!
А из машины доносилось, заглушая голос Давида:
— Ты — умница, Линочка!
— Нет-нет, не вставай — тебе отдохнуть нужно!
— Больно!
— Смотри, какие мальчишки замечательные!
Моему взгляду открылась потрясающая картина. Сиденья сзади были выброшены. Прямо на полу расстелено окровавленное одеяло. На нем лежала молодая девушка с длинными распущенными волосами. Ее голые ноги, были раздвинуты и согнуты в коленях. А между ними, спиной по ходу движения, на коленях сидела Зоя и держала в руках маленького сморщенного красного ребеночка, только что, секунду назад, извлеченного из несчастной матери.
Это потом я рассмотрел и узнал ошеломленного Димона со светком в руках. И того самого старика, пустившего нас на ночлег в первую ночь нашего путешествия, только без бороды оказавшегося совсем не старым еще мужиком, с еще одним свертком.
В первые секунды я, стиснув зубы, не веря себе, смотрел только на Зою. Что там Пророк говорил про чудо? Для меня оно свершилось сейчас! Она жива! И она здесь — рядом!
Роженица потянулась к ней, и Зоя отдала малыша, завернув его в какую-то ткань. Вытерла руки и, наверное, почувствовав, что на нее смотрят, медленно подняла голову. Этот взгляд невозможно забыть — узнавание и безумная радость, волна которой буквально окатила меня с ног до головы.
Она рванулась из тесного салона прямо так, на коленях ко мне, выскочила из машины и встала рядом. Стояла и смотрела на меня. Мне безумно хотелось крепко прижать ее, стиснуть в своих объятиях и, забыв про забинтованные, жутко болящие руки, я потянулся… Но она сделала шаг назад! И взгляд такой странный… презирает меня за то, что бросил или… жалеет из-за ожогов?
Понимал, какой может быть реакция человека, вдруг увидевшего меня таким, каким я стал. И видел, как ее глаза медленно наполнились слезами, как они потекли по лицу. А когда она в ужасе закрыла ладонью рот, мне стало так больно, что впору было закричать.
— Я знаю, что недостоин прощения. Оставил тебя там… Обещал, что смогу защитить, что со мной тебе ничего не угрожает…
Она перебила:
— Стоп! Не нужно этого! Не было бы тебя — не было бы и твоих ребят. Значит, ты, как командир, научил их, приказал им, и они смогли сделать то, что ты сам не смог из-за ранения. Я не хочу тратить время на эти разговоры сейчас.
Она медленно протянула руку, положила ее на здоровую мою щеку и прошептала:
— Славочка, миленький, я до смерти хочу тебя обнять, но боюсь сделать больно!
И столько в ее глазах было любви и нежности, что мне оставалось только раскрыть объятья. Она молча прижалась ко мне, обняла руками за талию и прошептала:
— Живой. Живой, любимый мой! У меня лекарства есть! Вот прямо сейчас буду лечить тебя! Я все могу! — она отстранилась немного и посмотрела в глаза. — И даже не думай, что меня ожоги отталкивают или пугают! Забыл, кто я? Я их видела больше, чем ты, за свою жизнь! Помнишь, какая у меня спина? Хозяин следы оставил! Ты жалел меня, когда видел?
— Жалел, — выдавил из себя через силу.
— А я тебя жалеть не буду! Буду только любить! Всегда.
— Ты плакала.
— От счастья, дурачок! От счастья, что вижу тебя живым!
Я не знал, что ей сказать, как передать переполняющие меня чувства. И, не придумав ничего лучше, поцеловал в висок и прошептал на ушко:
— Люблю тебя. Очень люблю.
Кажется, я только на мгновение закрыл глаза, позволяя себе вдохнуть запах ее волос, как вдруг за воротами на сотни голосов взревела толпа. Забыв обо всем на свете, занятый своими чувствами, я совершенно не обращал внимания на то, что там происходит! И понимая конечно, что это ее не защитит от них — задвинул Зою себе за спину. И тут только понял, что они скандируют только одно слово: "Чудо! Чудо!"
Обернулся и понял, о чем кричат, что так сильно поразило толпу мужиков, видевших многое в своей жизни, но такого точно не встречавших никогда — три младенца, родившихся в моей машине, одновременно у одной единственной женщины, тогда как и один в наше время рождался далеко не во всех семьях…