47
Зоя.
Нам дали ровно час времени на перевязку. Антон, предупредил, что как только разъедутся собравшиеся на площади люди, и он сам решит один важный вопрос, все должны собраться в столовой, чтобы отметить наше возвращение, удачно прошедшее первое выступление Пророка и наметить дальнейшие действия. А еще послушать о наших приключениях. Меня удивило и порадовало то, как я была встречена лидером Славиной группировки — он не отделил меня от остальных своих людей, обнял, просил простить его за то, что в пылу сражения на станции метро не мог за мной вернуться. Сейчас, когда все разрешилось, это уже не имело особого значения. А вот с Женькой я поговорить очень хотела. Где-то в глубине души мне казалось, что Слепой догадывался изначально о том, что из себя представляет Странник, но тем не менее подло подставил меня, отправив с таким человеком. Антон распорядился разместить Лину с детьми и Иваном, поэтому за них я не беспокоилась. Сейчас самым главным для меня было — оценить Славины ранения и ожоги и обработать их так, как положено, тем более, что все необходимые лекарства у меня были.
Всё было не так страшно, как мне показалось вначале. Разбинтовав варварски намотанные, местами присохшие к ранам, бинты, я ужаснулась, чего уж там скрывать. Но ожоги на руках не мокли, воспаления особого не было, только площадь… площадь была большой. Бедный мой, как же ты терпел все это время? Но он терпел и сейчас, позволяя отмачивать в перекиси, обрабатывать руки, и не издав при этом ни звука! Бинтовать снова я не стала — лицо у него явно лучше заживает, чем затянутые в тряпки руки.
— Только когда будешь из комнаты, туда, к людям выходить, я лучше забинтую — народу много, заразы всякой тоже. А здесь пока так оставайся.
— Зоя, посмотри на меня.
Я и так смотрела. Все время смотрела на него. И не могла насмотреться! Соскучилась… нет, не так, истосковалась по нему. Странник говорил, что Слава на его глазах был убит. Я не верила в это днем, когда стирая в кровь ладони, вкалывала на грядках. И верила ночами, когда, уставшая и полуголодная, умирала от тоски по любимому, от страха, что не увижу его больше никогда.
Я смотрела. Мне хотелось обнять его снова и повторять, повторять одни и те же слова: "Милый мой, любимый мой, как же я счастлива, что ты жив!"
Вот почему он снова хмурится, ведь сейчас уже боль улеглась — обезболы можно было теперь не экономить?
— Зоя, он сделал тебе что-нибудь?
Кто успел сказать — Димон или Давид? Ведь просила же не говорить о Страннике! Пусть бы думал, что меня просто забыли!
— Нет. Он хотел по доброй воле.
Слава пытливо всматривался в мое лицо — не верил!
— Правда. Он ждал, что я сама, устав от непосильной работы, голода, унижений, приползу к нему, чтобы жить там с ними, как королева. Но ему бы долго пришлось ждать — всю жизнь. Ни за что бы… лучше умереть!
— А со мной? Со мной будешь вместе жить?
— Я уже думала, что не дождусь! Только учти, ты свадьбу обещал мне. Я помню, — обняла его со спины, целуя лицо, коротко обстриженные из-за ожога волосы.
— И тебя не смущает, что я теперь такой…?
— Смущает немного, — соскучилась, целовала в шею и думала только о том, что ему сейчас больно, что не время приставать к нему, но против воли приставала с вполне определенной целью. Затаив дыхание, продолжила. — Придется всю работу взять на себя… Но мне нравится быть… сверху.
Мне хотелось забыть бо всем, что случилось. Не только о том, что было недавно, а вообще, обо всем плохом в моей жизни, и жить сейчас, со Славой, радуясь каждому мгновению. Но он был напряжен и расстроен — чувствовал свою вину передо мной? Молодой боец Тимур, ехавший все время Лининых родов в багажнике, потому что в салоне места не было (но я подозревала, еще и потому, что дико боялся смотреть на сам процесс), рассказывал о том, что Ярослава ранили на его глазах, что пуля попала в ногу. Это потом оказалось, что пули было целых две! Также он видел, как Слава и Степка попали под струю огня. Но плачущей мне он говорил с уверенностью, что из метро обоих выносили живыми, потому что Антон приказал мертвых не забирать — нужно было пробиваться с боем к поезду. Поэтому я надеялась до последнего.
Ну и пусть не отвечает! Пусть сидит, как истукан! Я все равно не могла оторваться — с бешено стучащим сердцем гладила его широкие плечи, легко царапая ногтями гладкую, упругую кожу на крепких мускулах. Целовала везде, куда могла дотянуться со спины — шею, правое ухо, щеку, подбородок, волосы. Вдыхала его запах — чистого тела, волос, вымытых явно недавно. И до меня начинало доходить, что сам он этого сделать не мог — руки же обожжены! Та-ак. Я прямо физически ощутила, как острой иглой в сердце впилась ревность. Получается, с ним рядом все время находился кто-то, делавший для него даже такие вещи, не говоря уж о перевязках! Женщина! Видимо, он почувствовал перемену во мне.