— Лекарство у нас — на вес золота. Особенно то, что в качестве наркоза используется. Если уж оно на кого-то потрачено, значит, этот человек важен для нас. Никто его не тронет здесь. И мой Пашка свое дело знает — я его учу.
Она шагала вперед, а я — следом, с удивлением посматривая на ее задницу — как-то с этого ракурса не успел рассмотреть! А надо сказать, смотреть было на что! Мужского покроя брюки явно были ей маловаты — туго облегали ягодицы. У нас в таком виде ходить было бы опасно для многих — если уж не трахнуть где-нибудь за углом (что, хоть и каралось, но тоже было возможно), то зажать и облапать, при отсутствии защитника, как пить дать могли.
А тут… ну, просто… красивая, в общем баба у Слепого. И не хрен на нее пялиться, иначе вечером придется Наташку звать! К ее услугам я прибегал иногда, с вполне себе прагматичной целью — снять сексуальное напряжение. С тех самых пор, когда Людмила, с которой жил несколько лет, ушла к другому.
Из задумчивости вывел насмешливый голос Рыжей:
— Задницу не видел, что ли? Дырку в штанах прожжешь!
6. Рыжая
— Зачетная у тебя задница. Врать не буду — смотрел! Но ты тоже хороша — штаны посвободнее одеть не могла?
Ни фига себе! Ну и наглость! А ведь десять минут назад, когда этот пошляк руку мою своими пальцами сильными, грубыми, ласково так, нежно сжал, я чуть слюной не изошла! Таким он классным казался!
— Я, вообще-то, у себя дома — что хочу, то и надеваю.
— А ну-ну! Это твое дело, конечно. Но я на месте Слепого своей бабе не позволил бы так ходить.
Что? Это он сейчас о чем? Причем здесь Женька? И кто его баба? Я, что ли?
— Но ТЫ-то не на его месте. Так своей бабе указания и давай.
И пусть считает, что я с Женькой… так многие думают. Даже наши и то подозревают, что я со Слепым иногда ночи провожу. Он, конечно, мне нравился, потому что такие мужчины, как Женька не нравиться просто не могут. Но дальше взаимной симпатии дело не зашло. Мне иногда даже казалось, что, кроме как, о своей цели, наш предводитель ни о чем больше думать не способен. Раньше, до ранения, когда он мог видеть, когда на красивом лице горели синие, как небо в солнечный день, глаза, возле него всегда крутились бабы. Да и сейчас многие бы согласились… Но давно уже Слепой никого, кроме меня, к себе не подпускал.
Возле комнаты Слепого маячила длинная худощавая фигура. Явился! Два месяца не было. Я думала, что все, прибили уже где-нибудь мудака этого. Но нет! Живее всех живых, только грязный, как свинья. Впрочем, он такой всегда, даже когда подолгу у нас ошивается.
— О, Зоечка, лисичка моя рыжая! — запел, облизывая свои тонкие обветренные губы, глазенками глубоко посаженными обвел с ног до головы. — Как я по тебе скучал! А ты ждала меня, моя хорошая? Я тут тебе подарочек привез. Я зайду к тебе вечером, меня тут немного ранили. Полечишь?
Блядь! Как же неприятно! Да еще при этом ловеласе самоуверенном. Не удержалась, посмотрела на Ярослава. Снова бровь свою поднял и смотрит на меня пренебрежительно так. Словно я — последняя подстилка во всем Питере. Типа, а я что говорил — штаны свои надела специально, чтобы вот такие "герои" внимание обращали. Вон даже улыбается уголком губ… Красиво улыбается, между прочим, сволочь такая!
— Значит так, Валера. Еще раз со мной в подобном тоне заговоришь и я так тебя полечу, что мало не покажется. А подарочек свой можешь смело засунуть себе в жопу.
Победоносно посмотрев на ошалевшего красавчика, я первой открыла дверь и шагнула в комнату Жени.
Всегда плотно закупоренное окно, сегодня было открыто. Слепой стоял возле него, упершись обеими руками в подоконник. Он даже не обернулся. Я молча вошла и он сразу спросил:
— Рыжик, как прошла операция?
Слышал наши голоса из-за двери? Или, как всегда, знал, видел каким-то своим внутренним зрением?
— Нормально прошла. Но мальчишка плох — поздновато к нам привезли. Да и крови много потерял. И Женя…, - понизила голос почти до шепота и шагнула ближе, чтобы эти двое, которые вошли и маячили за моей спиной, не поняли о чем речь. — у нас все уже на исходе. Еще одна, максимум две, вот такие операции — и все. Нечем будет даже царапину обработать!
— Знаю, Зоя, все помню. Но ты присаживайся, у нас будет долгий разговор, — он, наконец, повернулся и поднял невидящие глаза на Странника, так у нас звали придурка Валеру.
Валера при этом не дышал даже, как мне казалось. Но улыбался.
— Здравствуй, Странник! — Слепой раскинул в стороны руки, давая понять, что готов обнять Валеру. Тот, рассмеявшись, шагнул навстречу.