ПАНГРАЦИО. Я заверяю вас, что она совершенно здорова.
ГРИНЬОЛИНО. Тем лучше. Я думаю, вы не будете возражать, если ее обследует один всемирно известный врач, мой друг. (ПАНГРАЦИО отводит глаза). Причем совершенно бесплатно.
ПАНГРАЦИО. Вы уверены.
ГРИНЬОЛИНО. Разумеется.
ПАНГРАЦИО (подумав). Зинфандель!
Входит ЗИНФАНДЕЛЬ со служанкой.
Входи, входи, дорогое дитя. А теперь поздоровайся с господином Гриньолино. (Она приседает). Ну будь умницей, скажи: «Здравствуйте!» (Она снова делает реверанс). Я кому сказал скажи: «Здравствуйте, господин Гриньолино!»
СЕЭРА (из-за спины ЗИНФАНДЕЛЬ). Здравствуйте, господин Гриньолино.
ПАНГРАЦИО. Ну вот и хорошо. Ты знаешь, Зинфандель, господин Гриньолино весьма обеспокоен твоим состоянием. Он хочет, чтобы один всемирно известный врач обследовал твое горло. Причем бесплатно. (Бросает взгляд на ГРИНЬОЛИНО, ища поддержки. Тем временем девушки заговорщицки переглядываются). Дорогой Гриньолино, примите от меня мое сокровище, я смело вверяю его вашим заботам.
ГРИНЬОЛИНО (кричит в дверь). Эй, такси! (ПАНГРАЦИО). Дорогой Панграцио, мое сердце принадлежит вашему сокровищу настолько же, насколько ей будут принадлежать ваше завещание, ваш дом и виноградники. Прощайте.
К двери дома подъезжает такси — автомобиль без крыши или боковых створок. Им управляет АРЛЕ КИНО в костюме шофера. Гоночная кепи и очки делают его вид весьма импозантным. Все усаживаются в машину. АРЛЕ КИНО успевает перекинуться двумя словами с СЕЭРОЙ, которая тут же все передает ЗИНФАНДЕЛЬ. Такси аккуратно трогается с места с тем, чтобы через минуту остановиться у дома мнимого доктора, который встречает их на пороге. Доктор — переодетый ПИНО. Он «плохо» слышит, поэтому обе его руки приложены к уху.
ДОКТОР. Что вас беспокоит?
ГРИНЬОЛИНО. Доктор, эта девушка так влюблена, что потеряла дар речи и все время молчит.
ДОКТОР. Ах, радикулит. Где болит?
ГРИНЬОЛИНО. Она проглотила язык и нема.
ДОКТОР. Ах, грудь сама! Ну-с, давайте послушаем.
ПИНО стетоскопом слушает ЗИНФАНДЕЛЬ, которой процедура явно приятна.
ДОКТОР. Так, так… понятно… угу… хмм, ооо… э!
ПИНО также радует этот розыгрыш. ГРИНЬОЛИНО в ярости.
Жалоб нет? Что я могу сказать: легкие чистые. Все в порядке. Однако нельзя не заметить. Что девушка серьезно влюблена.
ГРИНЬОЛИНО. Тьфу, какой дурак! Я это и сам знаю. Она ж от любви проглотила язык!
ДОКТОР. Ах, язык! Так бы и сказали, сейчас исследуем. Высуньте язык, дорогая.
ЗИНФАНДЕЛЬ показывает «язык» ГРИНЬОЛИНО. ПИНО изучает его специальным молоточком.
Нет, здесь тоже все в порядке. Вы напрасно волнуетесь.
ГРИНЬОЛИНО. Какое — «в порядке», когда она разучилась им пользоваться.
ДОКТОР. Ну знаете ли, у языка столько назначений, что довольно трудно потерять их все сразу…
ПИНО продолжает любовно изучать язычок ЗИНФАНДЕЛЬ, в то время как АРЛЕ КИНО и СЕЭРА к великой досаде ГРИНЬОЛИНО отвлекают его.
ДОКТОР. Один чудак сказал, что если бы язык был дан человеку для спора и насмешек, то человек был бы глух и слеп. Если бы это было так, эволюция бы давно завершилась. Без общения нет жизни. Главное средство общения — человеческий голос — божественнейший из инструментов. С одной стороны, голос хорошо защищен, с другой — нещадно эксплуатируется — конечно, если не говорить о влюбленных. У него два верных помощника — нос и язык. Если бы не нос, что бы дарило нам радость от благоуханий, дурманящих до потери сознания? А разве не язык порождает слово — основу мироздания, воплощающую строгость мысли и высоту чувств! К тому же что может тоньше и точнее передать трепетную сладость поцелуя забывшихся от страсти губ…
ЗИНФАНДЕЛЬ и ПИНО целуются. ГРИНЬОЛИНО наконец удается вырваться из рук преследователей.
ГРИНЬОЛИНО. Доктор, да прекратите же вы свои исследования! От вас требуется, чтобы моя жена могла разговаривать, когда мы поженимся — и больше ничего.