После того, что я услышала в кабинете Радича, мое мнение не поменяется — Мира будет вести эту войну до тех пор, пока одна из нас не сдастся. Почему бы мне ради собственного спокойствия и благополучия не уступить? Это она делит Радича со мной, но я-то не делаю того же. Готова поклясться, что маньячка вроде нее вполне может прибегнуть и к менее законным методам по устранению соперницы. Я еще слишком молода, чтобы умирать из-за чьей-то неразделенной любви. Меня даже моя собственная не убила, так какого хрена?..
В общем, исправив все под новые вводные в своем плане, я направилась к Владу, чтобы отчитаться и попросить снять меня с проектов СтройАльянса.
— Слушай, где прежняя Екатерина Уварова, где ее непоколебимая стрессоустойчивость?
Я всхлипнула и посмотрела на босса озлобленным взглядом. Мог бы в такой ситуации подобрать более утешающие слова, видит же, что я хочу, чтобы меня пожалел кто-то еще, а не только я сама.
— Стрессоустойчивость — это удел лохов, которые не могут позволить себе разрыдаться посреди рабочего дня, — выплюнула я со всей ненавистью к себе нынешней, которая ревет в кабинете босса как отчитанная за двойку пятиклассница.
— Хочешь отпуск, а? — с энтузиазмом протянул мне предложение как конфету. — Недельку на Бали? Там не будет ни одного знакомого лица, ни одной сводной таблицы, как тебе такая перспектива?
— Продолжай, — утирая слезы, промямлила я.
Влад рассмеялся и, прижимая меня к себе, стал рассказывать о прелестях отпуска, которым он меня щедро вознаградит за сегодняшние страдания. Ну вот, наконец-то выпросила, наконец-то сжалился. И теперь его ласковое отношение только подпитывало мою жалость к себе, а потому я охотно раскисала еще больше. Это было мне неподвластно и вообще похоже на инстинкт, когда в присутствии сильного мужчины женщине все больше хочется быть слабой. Это был самый короткий путь к сердцу героя, путь, на который я сейчас вставала, без зазрения совести всхлипывая чаще и звонче, чем того требовала моя обида. Прости, Наташа, я попользую твоего героя, потому что мне сейчас без него никак…
Он легко коснулся кончиками пальцев моего подбородка, и я послушно подняла на него взгляд. В глазах Влада я прочла удивление, приятное удивление, а когда после некоторой паузы он произнес эту фразу, удивленной (приятно удивленной! очень приятно удивленной!) уже была я:
— Катрин, ты стала такой женственной, и тебе это коварство безумно идет.
Мой несмело-благоговейный взгляд неотрывно наблюдал за его красивым лицом, когда в сердце что-то екнуло и зарделось маленькой искоркой надежды. В тот миг, когда я уже окончательно похоронила всякое чаяние на будущее вместе с этим бесподобным мужчиной, он вот так жестоко подтягивает поводок до самой моей шеи. Пусть хоть удушит, я ничего не имею против, даже если это натяжение погубит меня. Умру-то я счастливой.
Все глупые страдания из-за провалившейся встречи, из-за обиды, в которой меня извозили как котенка носом в его же собственной луже, были забыты после одной его фразы. Я чувствовала, что во мне растут силы для новых лет каторжного труда. Растерянный энтузиазм вернулся в строй и строй этот возглавил с гордо выпяченной вперед грудью. Обзаведясь за долгую и преданную службу генеральскими погонами, он был готов к новым боевым походам, бессонным ночам, нескончаемым командировкам.
— Можешь сделать вид, что ничего не произошло, если я сейчас тебя поцелую? — голосом коварного искусителя прошептал он свою просьбу, гипнотизируя меня своим взглядом.
Я помотала головой, сама даже не зная, протестую или соглашаюсь. Кажется, Влад понял все по выражению моего лица, которое сквозь сомнения и нерешительность наверняка светилось от счастья, поэтому воспринял мой ответ так, как ему было в тот момент нужно. Его губы приблизились мучительно медленно, искушая, но как же сладок был после этой мхатовской паузы. Я чуть не замурчала от удовольствия, но в этот самый момент, когда принц наконец-то нашел свою принцессу, и они почти вознеслись к небесам, явился злодей и разрушил эту чудесную атмосферу праздника моей исстрадавшейся души.
Дверь открылась, а за ней показался Зореслав. В одно мгновение его взгляд из привычно спокойного стал ледяным. Казалось, даже так старательно согретый нашей с Владом страстью воздух похолодел на пару градусов. Я не собиралась прятать глаза за то, что нас застукали в такой момент, но и публично ликовать тоже не собиралась. Моей целью не было что-то доказывать или показывать этому мужчине. Кто мы друг другу в конце концов? Правильно, никто.
— Я принесу тебе чистую рубашку, — спокойно сказала я и вышла из кабинета Влада, не обращая никакого внимания на мужчину, с которым меня связывали две самые страстные ночи в моей жизни.
Окрыленная новой стадией влюбленности, я буквально вылетела из кабинета Велесова и так же быстро вернулась. Дверь осталась приоткрыта из-за моего же молниеносного ухода. Я никогда прежде не подслушивала, не имея в душе ни капли чего-то такого вульгарно-жалкого, что люди называют любопытством, но сейчас оно как-то само собой получилось. Только я собиралась дернуть дверь на себя и войти, как до моего слуха докатился строгий баритон Зореслава. Дураку было понятно, что разговор обо мне.
— Ты вроде как собирался жениться, — бросил в ответ Зореслав на тему, которую, была б моя воля, я запретила бы развивать законодательно.
Пока я гордо фантазировала, как Влад обуздает бестактность этого серба своим рыцарским благородством, пока подбирала ему в помощь самые хлесткие и хладнокровные слова, предвкушая полный разгром злодея, как удар нанесли моему не защищенному от наивности сердцу.
— Ой, да брось. Кому как не тебе знать меня? Я всегда был таким, так чего вдруг должен поменяться? Есть такие принципы, которые мы на протяжении жизни вынуждены нарушать или разрушать. И вот этот — не из них.
Мне казалось, что в кабинете каким-то образом появился незнакомый мне третий собеседник, чьи голос и манеры только отдаленно напоминали голос и манеры Влада. Я отказывалась верить в то, что у этого идеального мужчины есть и такая сторона, сторона, о которой я не только ничего не знаю, но которую даже боюсь.
— Ты вполне мог бы и поменяться, потому что давно уже не тот семнадцатилетний пацан, который становится безвольной жертвой полового созревания всякий раз при виде влюбленной в него девушки, — строго заметил Радич.
В интонации Зореслава, по-видимому, одна лишь я слышала осуждение. Лучше бы он и вовсе молчал. Радич защищал меня, а мне от этого благородства становилось только противнее. Ведь своим никому не нужным рыцарством он выволакивал наружу безнравственность того, чье имя я выгравировала на алтаре собственного сердца…
— Скучно. Это все, может быть, и правильно, но очень скучно, Зорик, — отмахнулся Влад, будто разговаривает с девственником. — Слушай, Катюха давно ко мне не ровно дышит. Если она вдруг стала такой привлекательной и все это ради меня, так почему я должен отказываться? Не считаешь, что в этой ситуации виноватых минимум двое? Она ведь тоже в курсе, что я почти женат, но все равно отвечает на мои сигналы.
— Что, если она расценивает твои ухаживания как нечто более благородное? — предположил Зореслав.
— Это как?
— Ну, например, ее чувства не дают ей думать о тебе плохо, а потому проявление внимания к ней она расценивает как самое искреннее отношение.
— Хочешь сказать, что Уварова думает о том, что вопреки всему я сейчас вдруг сменил курс, только потому что нежданно-негаданно влюбился в нее до беспамятства? Ха-ха-ха, а ты юморист, Зорик! Кто угодно, но только не Катрин, может заблуждаться на мой счет. Катрин же знает меня как себя саму, а потому я рад, что именно она стала моим новым увлечением. Это облегчает вообще все.