— Найди себе другую игрушку, — властно ответил Зореслав и, поднявшись с места, вышел из кабинета.
Сердце разрывалось от только что услышанного разговора двух злополучных мужчин моей жизни. Рассудок оставался единственным нетронутым болью уголком, когда слова Влада долетели до меня. Ситуация экстренно требовала искусного притворства, поэтому я нацепила маску витающей в облаках дуры и вышла из своего укрытия. Зореслав понял сразу, что я все слышала. Он было попытался как-то утешить мои чувства невнятными репликами, но я лишь шире улыбнулась и, будто не замечая его на своем пути, вошла в кабинет босса.
Глаза Влада вновь загорелись, как только я появилась в поле его зрения. Никогда прежде я не знала такой его стороны, и теперь, глядя на ее слащавость, на ее сальность, мне было противнее, чем тогда, когда я осознала, что переспала с мужем подруги. Я возненавидела себя за чувства, за глубокую многолетнюю щенячью привязанность к мужчине, с которым, как теперь выяснилось, познакомилась только что. Моей самооценке был выставлен мат.
Продолжая улыбаться, чтобы не расплакаться снова, но уже по другому поводу, я протянула Владу чистую рубашку. Его рука нарочно накрыла мою, но будто случайно он притянул меня к себе вместе с вешалкой. Вешалка, хаааа… В чем-то мы с ней похожи.
Глава 8
Утром в понедельник я принесла в отдел кадров заявление об уходе. Марина Николаевна моя давняя должница, ведь это я свела ее с нынешним бойфрендом, поэтому она с большим пониманием отнеслась к моей просьбе никому ничего не говорить о том, что я увольняюсь. Согласно структуре подчинения на моем заявлении самой первой должна значиться подпись непосредственного начальника, а уже потом только оно попадет к генеральному. И вот здесь мне очень помогла Марина Николаевна, взявшая на себя миссию по уведомлению Леонида Дмитриевича в обход Велесову. Ближе к обеду, когда Влад уехал на встречу с клиентом, генеральный велел мне явиться.
— Катерина, — строго начал он, — ты чего мне тут удумала? К чему эти вот заявления, говори давай, и чтоб без уверток мне!
— Леонид Дмитриевич, я уже все решила, не могли бы вы просто подписать? — мне наконец-то стало настолько плевать на эту работу, что я даже перестала трястись при виде этого авторитарного руководителя. Моя жизнь, мое благополучие больше не зависели от его решений.
— Ты мне причину назови, — не слушал он, настаивая на своем.
— Устала от инвестиций, хочу уйти в другую сферу.
— Разнообразия, значит, захотелось. А чего так резко-то?
Когда задавал свой вопрос, он уставился на меня в оба глаза, явно не намереваясь упускать правду. Несмотря на пристальное наблюдение, я все равно солгала. Не могла же я ему сказать, что мне и прежде не нравились инвестиции, просто я готова была искренне любить все то, к чему причастен Влад.
— Леонид Дмитриевич, на самом деле я давно задумывалась, но не хватало смелости так круто изменить род деятельности. Этот ритм не для меня больше, я хочу видеть жизнь, а я вижу все, кроме нее.
— В чем же дело? Возьми отпуск, выдохни, посмотри свою эту жизнь и возвращайся.
Я усмехнулась. Этот властный директор сейчас серьезно думает, что такие слова могут уговорить меня остаться? Он точно не помогает мне уволиться без сожалений?
— Слушай, не может же это быть из-за того случая с переговорами СтройАльянса и ИнвестКапитала? — озвучил он свою догадку как какую-то нелепую версию он. Леониду Дмитриевичу было бы проще считать эту ситуацию трагедией, если бы он на ней потерял несколько миллионов, ну а так, это была просто нестоящая внимания чья-та паранойя. — Или может?
— Нет, этот случай не стал решающим, но он помог мне понять некоторые вещи, например, тот факт, что я жертвую всем своим настоящим непонятно для чего.
— Катерина, ошибки случаются. Но в твоем случае это ошибка чужая, а наказываешь меня ты. Зореслав мне все доходчиво объяснил. Дословно: он сказал, что ты первоклассный профессионал, который никогда не совершит такой банальной ошибки. Он уверил меня в том, что виновник произошедшего его подчиненный, и теперь ситуация разрешилась. Более того, Радич даже компенсацию мне предложил. Разве Влад тебе ничего не сказал?
А Влад мне и правда ничего не сказал… Он хотел, чтобы я чувствовала себя так, как чувствовала. Мы с ним играли, оказывается, в одну игру, где наивная и несчастная дурочка считала, что она умнее всех, и благодаря ее слабости возлюбленный быстрее станет любовником, а возлюбленный только и ждал от нее слабости, чтобы рыбка сама заплыла в его сети.
— Это сейчас уже совершенно не важно, Леонид Дмитриевич. На мое решение теперь уже ничего не повлияет, потому что не это стало ему первопричиной.
— Мое слово такое. Подпишешь у Велесова, я тебя отпущу. Только вот я уверен, что не подпишешь.
Я забрала заявление с собой и с позволения покинула его кабинет. Это мы еще посмотрим, подпишу или нет.
* * *
Так началось мое дальнейшее самоуничтожение. Или как еще назвать то состояние, когда ты продолжаешь мучать себя чувствами к мужчине, привязанность которого не стоит даже… да ничего вообще его привязанность не стоит в этом мире!
Я не переставала подыгрывать Владу, отвечая на его поцелуи, будто и не было того разговора между ним и Зореславом, свидетелем которого я стала. Только Небо знает, каких усилий мне стоила эта двухнедельная пытка. Смешило лишь одно: то, о чем прежде я не смела и мечтать, отныне стало невыносимо противным — внимание Велесова и его с каждым днем все больше наглеющие чувства. Получая даже незначительное поощрение, Влад продвигался дальше с большим напором.
Леонид Дмитриевич, как и обещал, ни словом не обмолвился и даже не намекнул Владу о моем уходе, потому что был убежден, что я сейчас всего лишь капризничаю, а как откапризничаю, так обязательно останусь, и Велесов будет гарантом сего события. Его теорию сгубило две вещи: во-первых, он был слишком самоуверенным боссом, считая, что с такой работы никто в здравом уме не уходит, а, во-вторых, генеральный не знал о том, что Велесов не козырь в данной ситуации вовсе — он ее главная неудача. Но я не собиралась заигрывать с какими бы то ни было выгодами для себя, в мои намерения не входило остаться здесь ни при каких обстоятельствах. А потому мне было выгодно любое заблуждение генерального, лишь бы он помалкивал лениво ползущие две недели моей отработки.
Во всей этой истории с увольнением было только одно, что не давало покоя моей совести. Радич видел мои заискивания перед Владом, и его реакция на это, пожалуй, единственное, что напоминало мне о моем отвращении к самой себе. Не способствовало моему самоуважению и его заметно изменившееся ко мне отношение. Прежде, до случая в кабинете Влада, мы вполне неплохо ладили. Я обрела отличного учителя, он — на редкость исполнительного помощника. И несмотря на некоторые странные обстоятельства, которые содержала летопись наших взаимоотношений, мы с Зореславом нашли общий язык, и общаться на нем было просто и комфортно.
Сначала совместная поездка в Екатеринбург, где нас сблизили не только рабочая обстановка и общие цели, но особенно та ночь, о которой, хвала Небу, Радич так ничего и не вспомнил. После нашему взаимопониманию способствовали другие проекты СтройАльянса, которые по указанию Зореслава поручались именно мне. Одно то, что Радич взял меня на встречу с высокомерной родней для решения личных вопросов с помощью убыточного вложения, говорило о некоем его ко мне доверии. Наверное, именно это поспособствовало нашему откровенному разговору, инициатором которого сам же Зореслав и стал.
— Катя, что ты делаешь? — недовольным тоном произнес он, когда мы остались одни после еженедельного собрания по проектам его компании.
Я обернулась и удивленно взглянула на Радича.