Все это происходило накануне нашего отъезда в Синеситту. Пока «Бьюик» проходил техосмотр у механиков, Мариетта сидела дома со своей костюмершей и лично «укладывала наш багаж», тогда как считанные вещи Алекс и Шама уже были подготовлены и стопочкой лежали на стуле. Мы были молоды, веселы и жизнерадостны, несмотря на жару, которая доводила нас до изнеможения.
— Вот будет здорово почувствовать, как ветер треплет волосы! — мечтательно произнесла Алекс, предвкушая завтрашний отъезд.
Мне очень понравилось то, как она говорила о нашем ближайшем будущем…
И действительно, ветра в волосах Алекс было много, потому что я ехал практически по пустым дорогам, не убирая ноги с педали газа. Мариетта сидела рядом со мной и, обернувшись назад, перебрасывалась шутками с нашей неразлучной парочкой. Алекс полулежала на широком заднем сиденье, положив голову на грудь Шама, который уютно устроился в правом углу салона и со смехом отвечал на подначки Мариетты. Со своей стороны я не скрывал, что для меня эта поездка в Рим была лишь предлогом для того, чтобы в некотором смысле взять их под свой круглосуточный контроль — в особенности Алекс. Я совершенно открыто поправил зеркало заднего вида таким образом, чтобы постоянно видеть ее, но она упорно не хотела встречаться со мной взглядами. Было просто восхитительно видеть перед собой залитую солнцем дорогу и отражение ее лица, которое постоянно находилось в моем поле зрения. Стоило ей сдвинуться в сторону, как я тут же поправлял положение зеркала, при этом захватывая иногда лицо Шама, по ироничному выражению которого я понимал, что для него не осталась незамеченной моя погоня за отражением Алекс. Я полагаю, она могла показаться ему ребячеством, этакой шалостью, тогда как на самом деле мы с Алекс прекрасно понимали истинный смысл и значение постоянной охоты за ее взглядом. Но мы делали вид, что не придаем этому никакого значения, особенно Алекс, которая очень естественно избегала моего взгляда в глубине зеркала, что укрепило меня в моих ложных выводах. Неужели ее все-таки волновала та настойчивость, с которой я стремился заглянуть ей в глаза? Как устоять перед постоянным преклонением, сдержанным и в то же время довольно докучливым? И вот, неужели мои труды оказались не напрасны? По правде говоря, я начинал этого опасаться… почти. За несколько дней до нашего отъезда, выходя от Алекс и Шама, я встретился в их коридоре с Мириам. Как всегда, она ступала на носках своих шпилек, чтобы не нарушать тишину стуком каблуков.
— Ну, как? — прошептала она с волнением и вожделением в голосе.
— Как? Прошлым вечером я добился от нее согласия…
— Она согласилась? Я тебе не верю…
— Согласия расстаться с Шамом…
— Расстаться? Что значит расстаться? Я тебя не понимаю.
— Я уговорил ее оставить Шама одного и поехать со мной на машине. Мне было необходимо, чтобы все видели меня с ней на съемочной площадке, где Мари снималась в последних монтажных эпизодах фильма.
— Чтобы люди видели, как вы вдвоем приехали в твоей машине! И ты говоришь, что она, якобы, согласилась… Что она не против того, чтобы твоя жена думала, будто вы с ней переспали? — Мириам подчеркнуто говорила со мной на «ты», и мне это было неприятно.
— Да, согласилась остаться со мной наедине в моей спальне на колесах, чтобы довести мою жену до белого каления. Именно так.
— Алекс меня удивляет… Ну, и что же дальше?
— А дальше… я вам ничего не скажу.
Она продолжала настаивать и я, словно уступая ее напору, исхитрился сформировать у нее ложное представление о сложившейся ситуации. Я не мог признаться ей в своем поражении, особенно если учесть, что Алекс, по сути дела, была в моих руках в уютном салоне «Бьюика». И, как я это было уже не раз, — несмотря на некоторую раздраженность, вызванную намеками на Алекс, — я не отказал себе в удовольствии подвезти Мириам домой, где мне представился случай убедиться, что, несмотря на жару, она все так же была затянута в корсет и не изменила своему пристрастию к дорогому нижнему белью. На этот раз мне удалось только освободить ее груди, все такие же красивые и белые, из плена жестких чашечек лифа. Чтобы доставить ей удовольствие и насладиться самому, я вошел в нее — не рискнув раздевать, чтобы не запутаться в бесчисленных крючочках и застежках, через хитрые прорехи в кружевной пене. Кроме того, прежде чем выехать из Парижа я навестил Джульетту, чтобы рассчитаться со своими, так сказать, долгами: с ее любезного позволения я имел возможность наблюдать за интимной жизнью моих друзей, оставаясь при этом незамеченным.