Но на этот раз, благодаря поездке в Синеситту, они были у меня в руках. Мне наконец-то удалось вытащить их из мансарды. Невозможно передать то ликование, которое я испытывал, зная, что теперь они наши… Да, наши, потому что по бурной радости Мариетты было видно, насколько глубоко она погрузилась в мою игру. Сегодня это уже стало клише — особенно в кино — и я с улыбкой описываю наш отъезд на юг на большой американской машине. Давайте перенесемся в пятидесятые годы и, освежив память воспоминаниями, представим себе сверкающий хромом огромный легковой автомобиль, уносящий на юг две молодые пары — веселые, красивые и беззаботные. В то время юг мало кого привлекал, разве что артистов да толстосумов. С деньгами у нас проблем не предвиделось, ибо Мариетте жадность была несвойственна. Наоборот, она любила сорить деньгами и, смеясь, говорила: «Пусть вернутся, когда их будет не хватать». Это расточительство говорило о ее удивительной уверенности в себе и своем успехе, которую даже мне не удавалось поколебать своим постоянными насмешками и ироническими замечаниями. Перед отъездом из Парижа она подписала весьма солидный контракт на участие в совместном франко-итальянском проекте, и теперь мы мчались на предстоящие съемки, наслаждаясь атмосферой веселья и беспечности. Выжимая из «Бьюика» все, на что он был способен, я старался поддерживать в салоне неощутимую ауру эротизма, пропитанную очевидным намеком на распутство, к которому склоняла каждая деталь роскошного автомобиля, и почти навязчивыми напоминаниями — специально для Алекс о различных неприличных историях, в которых были замешаны мужчины и женщины, известные в Голливуде своей скандальной репутацией. В то время шоссе, ведущих на юг, еще не существовало, и мы ехали по узким и пустынным дорогам, минуя леса, деревни, небольшие городки; и даже в городах довольно крупных наша открытая машина производила настоящий фурор. Мы проносились по сельской Франции, оставляя за собой отзвуки задорного смеха и немного скандальный, хоть и совершенно пристойный, образ двух молодых женщин с развевающимися на ветру длинными волосами, сидящих в обнимку с такими же молодыми мужчинами в сверкающей хромом и полировкой роскошной синей машине, каких здесь — в местах, названных позже «французской глубинкой», — не видывали со времен войны.
Продолжая искать в зеркале заднего вида глаза Алекс, я рассказывал о «зажигательной рыжей» — так звали в Голливуде Морин О’Хара[56], которая достигала настоящего оргазма только тогда, когда знала, что в это время ее могут увидеть посторонние. Однажды ее застали врасплох билетерши «Грауманз» — одного из крупнейших голливудских кинотеатров: лучи их фонариков высветили актрису в тот момент, когда она трахалась с каким-то южноамериканцем. Морин, как ни в чем не бывало, довела дело до конца и испила до дна чашу своего наслаждения после чего, позаимствовав у одной из билетерш фонарик, принялась искать между сиденьями бриллиантовую запонку, которая потерялась во время любовных утех. Наконец, спокойно приведя в порядок юбку и блузку, звезда удалилась с презрительной улыбкой на губах, даже не удостоив взглядом толпу ошеломленных зрителей. За этим последовали жалоба управляющего кинотеатра и судебное разбирательство. Скандальную сцену воспроизвели в суде, но в отсутствие Морин, которую нигде не могли найти. Поскольку судья Уокер, через руки которого проходили все скандальные дела Голливуда, пожелал составить себе представление о положении, в котором находилась актриса, — по словам билетерш, она лежала на трех сиденьях — сцену воспроизвели прямо в зале суда. Управляющий «Грауманз» с радостью согласился взять на себя роль южноамериканца, а молодая и хорошенькая журналистка из мелкой газетенки «Конфиденшиал»- принять непристойную позу, в которой застукали звезду. Перед присяжными поставили три кресла, на которые, задрав юбку и распахнув на груди блузку, улеглась журналистка и непринужденно подняла вверх разведенные в стороны ноги. Управляющий также занял положенное ему место. Но на этом дело не закончилось! Присяжные хотели знать больше. Это были шесть пожилых дам, безупречных с точки зрения американского целомудрия. Они сочли необходимым немедленно отправиться в кинотеатр, на место «преступления». Старые дуры буквально обнюхали три кресла в тридцать пятом ряду, но не нашли ни малейшего следа совершенного здесь ужасного акта… И вдруг сенсация! На второй день процесса в суде появляется Морин О'Хара, потрясая подделанным паспортом, из отметок в котором следует, что в момент совершения инкриминируемых ей действий она находилась в Испании в компании с подругой-монахиней. И хоть весь зал под присягой показал, что она была в «Грауманз», Морин упорно стояла на своем. Суд вынес решение допросить ее и монашку с использованием детектора лжи, и прибор дал однозначный ответ: красотка О’Хара и монахиня бессовестно лгут… Признаюсь, я испытывал огромное удовольствие, описывая эти комические эпизоды, которые вызывали у нас гомерический хохот. Мне нравилось наблюдать в зеркале за Алекс, восхитительно темпераментной, радостно смеющейся и такой красивой в вихре длинных рыжевато-золотых волос. Я испытывал дружескую ревность и умиротворенность, глядя, как Шам пытается отвести в сторону живую, трепещущую на ветру шевелюру, которая постоянно закрывала ему глаза и попадала в рот, потому что Алекс как всегда влюбленно опиралась на своего художника, прижавшись спиной к его груди. Сидящая рядом со мной Мариетта, похоже, тоже была очарована этим зрелищем, и когда теплые летние сумерки стали сгущаться над чисто французским сельским пейзажем, я почувствовал, как ее рука легла на мое бедро и поползла к средоточию моих желаний, словно для того, чтобы настроить нас на ту же чувственную волну.
56
Морин О'Хара, (род. 17 августа 1920 г.) — ирландская актриса. Актерскую карьеру начала на родине, а после иммиграции в США в 1946 году успешно продолжила в Голливуде. Много снималась в вестернах и приключенческих фильмах с Джоном Фордом и Джоном Уэйном.