Эйлит улыбнулась.
— Ты настоящая подруга. Спасибо.
— Не стоит благодарности, ведь я просто сказала правду. А теперь смажь-ка меж грудей тем настоем из розовых лепестков, который я привезла тебе из Лондона, и распусти волосы. А когда Рольф вернется, сама увидишь, устал он от тебя или нет.
— Именно на это у меня и не хватает смелости, — прошептала Эйлит.
ГЛАВА ТРИДЦАТЬ ТРЕТЬЯ
Весна 1076 г., Бриз-сюр-Рисл
Моджер полдня просидел за столом с другими мужчинами в зале, где праздновали помолвку Жизели де Бриз и Бенедикта де Реми. По истечении некоторого времени и нескольких полных кубков он наконец-то почувствовал себя полноценным членом «взрослой» компании, таким же суровым и мужественным, как его сотрапезники. Вместо повседневного, чересчур резкого на вкус, красного вина на праздничный стол подали другое, более крепкое, обычно сберегаемое для самых торжественных случаев. Благодаря ему Моджер прямо на глазах у сотрапезников из скромного и вежливого молодого человека чудесным образом превратился в задиристого крикуна. Дважды он чуть не поссорился с отцом, но, к счастью, оба раза раздраженный Танкред сумел достойно выйти из положения.
Жизель сидела рядом с леди Арлетт, похожая на хрупкую гипсовую статуэтку, принесенную из церкви и в качестве украшения водруженную на праздничный стол. Ее роскошные волосы были аккуратно заплетены в тугую косу, перехваченную нарядной лентой. Богато расшитое платье из голубого шелка украшала декоративная тесьма. На тонких запястьях эффектно позвякивали золотые и серебряные браслеты, подаренные невесте женихом ко дню помолвки.
Моджер пристально, возможно даже чересчур пристально, разглядывал хорошенькое умиротворенное личико Жизели, но не находил в ней и капли сходства с ее своенравной и неугомонной сводной сестрой, до смерти напугавшей его осенью в истории с Аполло.
— Она совсем не похожа на Джулитту, правда? — шепнул он десятилетнему жениху, пополоскав во рту последние капли вина — отец строго-настрого запретил ему снова наполнять кубок.
Воспитанный Бенедикт вежливо улыбнулся, не решаясь, однако, поддерживать беседу с пьяным Моджером. Испытывая неловкость, он обратил свой полный надежды взор на родителей, но в этот момент они увлеченно беседовали с гостями. Рольф и Танкред ненадолго покинули зал, чтобы в спокойной обстановке переговорить со знакомым торговцем.
— А кто такая Джулитта? — с любопытством спросила Жизель.
— Дочь леди Эйлит. — Моджер с трудом подавил отрыжку. — Она настоящая дикая кошка, вот кто она.
— Но она сама не знает, что творит, — нерешительно возразил Бенедикт. По пути в Бриз-сюр-Рисл родители наказали ему как можно меньше распространяться о делах в Улвертоне.
— О, лично я считаю, что она прекрасно это знает, — не унимался Моджер. — Попомните мои слова: леди Эйлит еще хлебнет с ней горя, эту битву она проиграла. Если отец Джулитты не поступит с ней должным образом сейчас, впоследствии он не оберется хлопот.
Сидевший неподалеку Оберт невольно услышал несдержанную болтовню голосистого юноши, извинился перед собеседником и, подойдя к Моджеру, властно порекомендовал ему посетить отхожее место и только после этого вернуться к столу. Однако он вмешался слишком поздно.
Арлетт терпеливо ждала Рольфа в постели. Рядом тихо посапывала на тюфяке Жизель. Единственная зажженная свеча играла тенями на выбеленных стенах огромной спальни. Арлетт слышала застольные речи сына Танкреда. Нельзя сказать, что услышанное удивило ее. Скорее, озадачило и заставило призадуматься.
Рольф посеял в ее душе зерно сомнения и недоверия еще несколько лет назад, когда настоял на своем переезде в Англию, объяснив его необходимостью развивать дело и разводить лошадей не только в Нормандии, но и в новых владениях. Уже тогда Арлетт интуитивно почувствовала, что Бриз-сюр-Рисл перестал служить для ее супруга «гаванью», а она — «якорем». Даже когда Рольф изредка наведывался в родовой замок, его мысли блуждали где-то далеко отсюда. Арлетт давно смирилась с вероломными изменами мужа — его похоть не знала границ, заставляя считаться с собой, — но теперь она устала молчать, устала уверять саму себя, что все в порядке.
Он обещал найти для Жизели блестящую партию и обручил ее с сыном торговца без рода и племени. Да, Оберт де Реми был очень богат, обласкан королем Вильгельмом и при желании мог бы купить не один титул, но в глазах самолюбивой Арлетт он оставался всего лишь торговцем. Услышав сообщение о предстоящей помолвке, она, как и всякая покорная жена, почитавшая слово мужа законом, не стала перечить и покорно склонила голову в знак согласия. Хотя в глубине души желала совсем иной судьбы для своей единственной и горячо любимой дочери.