Уже сгустились сумерки. Моросил мелкий дождь. На лице и волосах Эйлит поблескивали капли воды.
— Мы можем переночевать у тебя? — спросила она. — Лошадям тоже нужны укрытие и отдых. — Она попыталась улыбнуться, но так устала, что не смогла даже шевельнуть губами.
— Конечно, проходите в дом. — Сигрид шагнула в сторону, пропуская Эйлит и Джулитту внутрь. Осторожно опустив младенца в колыбель, она направилась к камину и разожгла огонь под котлом. — Догадываюсь, что вы голодны. К сожалению, хлеб и бульон — это все, что я могу вам предложить.
Доброта Сигрид тронула Эйлит до глубины души. На ее глаза навернулись слезы. Еще в доме Голдвина молодая женщина проявила себя хорошей хозяйкой и в отличие от прочих служанок терпеть не могла сплетен и слухов.
— С хлебом и бульоном мы устроим настоящий пир. Извини за беспокойство.
— Не стоит извиняться, — искренне заверила Сигрид. — Я рада вас видеть.
Дождавшись, пока разгорится огонь, она вышла за дверь, чтобы позаботиться о лошадях. Несмотря на ее уговоры обсохнуть у огня, Эйлит последовала за ней. Джулитте дали чашку молока и поручили присматривать за младенцем.
Женщины завели лошадей за дом и начали снимать с них седла.
— Ты больше не служишь у меня, поэтому позволь мне сделать это самой, — предложила Эйлит.
— Но вы мои гости. И, насколько я понимаю, нуждаетесь в помощи. — Сигрид ловко расседлала гнедую кобылу. — Я сразу поняла, что что-то неладно. Если бы вы решили нанести мне обычный визит, то наверняка пришли бы днем. Да и заночевать предпочли бы в доме де Реми. — Она бросила на Эйлит внимательный взгляд, но предпочла не задавать лишних вопросов.
Эйлит и не нуждалась в них: ей давно не терпелось излить перед кем-нибудь душу.
— Я покинула Рольфа, — выпалила она. — И не хочу, чтобы он нашел меня. Никогда!
— Так я и подумала, когда увидела вас.
— Потому я и не хочу идти к Фелиции де Реми. В первую очередь он бросится именно туда. Мне небезопасно оставаться и в твоем доме. Рольф может догадаться, ведь он знал Голдвина и может выяснить, куда подевалась ты. Или найдет способ разыскать твоего мужа.
— Эдвин уехал на военную службу в Дувр, — успокоила ее Сигрид, — и вернется только через десять дней. Но он умеет держать язык за зубами.
— Даже не знаю, что мне делать, — растерянно проговорила Эйлит… — У меня есть немного серебра, и я продам лошадей, но этого хватит ненадолго.
— Вполне достаточно для того, чтобы продержаться, пока не подвернется подходящая работа, — мудро заметила Сигрид. — Здесь, в Саутуорке, ее найти несложно. Но об этом мы подумаем завтра, а сегодня вам необходимо отдохнуть. Никогда раньше не видела у вас таких темных кругов под глазами. — В ее голосе прозвучала искренняя забота.
Эйлит мрачно разглядывала рубцы на взмокшей от пота спине Эльфы.
— Когда я потеряла братьев, сына и Голдвина, то думала, что моя жизнь закончилась и не может быть горя страшнее смерти. Как я заблуждалась! Страшнее всего — предательство.
Джулитта сидела на полу, зажав между ног деревянную миску. Рядом лежала горка гороховых стручков. Позеленевшим от усердия указательным пальцем она вскрывала стручки и ссыпала горошины в миску. Часть из них собирались сварить на ужин, остальные — засушить на зиму. Ребенок Сигрид тихо посапывал в колыбели. Проникавшие в комнату через открытую дверь солнечные лучи окрашивали опилки на полу в золотистый цвет, а волосы Джулитты в огненно-красный.
Джулитта очень соскучилась по дому. Вчера она спросила у матери, скоро ли они вернутся в Улвертон, но в ответ услышала, что им придется остаться здесь на неопределенное время и даже подыскать себе какое-нибудь жилище. Джулитта недовольно сморщила нос. Нет, нельзя сказать, что ей совсем не нравилось жить в доме у Сигрид. Просто по сравнению с Улвертоном здесь было слишком тесно и неудобно. Кроме того, девочка тосковала по прежней вольной жизни и по отцу. Потом она вдруг вспомнила, что отец больше не любит их с матерью и именно поэтому они здесь оказались, и принялась лущить горох еще энергичнее.
Утром в дом зашла женщина, чтобы забрать белье, которое стирала и гладила для нее Сигрид. Сейчас она разговаривала с Эйлит, и Джулитта слышала большую часть разговора. Впервые она увидела эту женщину два дня назад, когда та принесла грязное белье. Госпожа Агата, так ее звали, была полной, грузной дамой с широким лицом, двойным подбородком и общительным нравом. Она сразу завоевала расположение Джулитты похвалой в адрес ее прекрасных рыжих волос и кусочком миндальной пастилы. Девочка в свою очередь пришла в восторг от многочисленных колец, унизывавших пухлые пальцы госпожи Агаты, и от увесистого золотого креста, висевшего на ее широкой груди.