В зал вошла Ульфхильда. Она поставила на скамью у камина кувшин с элем и положила рядом кусок свежего хлеба, Эйлит и Голдвину пришлось разомкнуть объятия, обменявшись многообещающими взглядами. Слегка хлопнув жену по спине, Голдвин опустился на скамью. Эйлит захлопотала у огня. Она запустила половник в котел с бурлящим луковым супом, наполнила тарелку и, поставив ее перед мужем, присела напротив.
— Судя по всему, ты сегодня в добром расположении духа. Доволен своей работой? — Эйлит взяла шлем и осторожно покрутила его в руках, внимательно разглядывая. Он представлял из себя настоящее произведение искусства: строгие, аскетичные линии сочетались с украшенными тонким бронзовым узором надбровными пластинами и витиеватым скрепляющим ободом.
Голдвин отправил в рот ложку супа и усмехнулся.
— Мое настроение станет еще лучше, когда я закончу шлем. Он нужен графу Гарольду к Новому году, а работа сделана только на две трети.
Эйлит не обманула жалоба, прозвучавшая в его голосе. Не будь Голдвин сам доволен шлемом, он бы ни за что не показал его жене. И теперь ему явно не терпелось услышать похвалу. Она не сводила глаз с его рук, когда они отламывали хлеб или зачерпывали ложку супа. Просто невероятно, что они, такие огромные и грубые на вид, способны были создать такую красивую вещь. Эйлит вспомнила, с какой нежностью прикасались к ней эти руки по ночам, и по ее телу пробежала волна сладкой дрожи. Поддавшись озорной мысли, она водрузила шлем себе на голову.
— А теперь я похожа на валькирию? — приняв воинственный вид, спросила Эйлит и сама удивилась тому, как громко прозвучал ее голос.
Голдвин усмехнулся.
— Не очень. Валькирии не косоглазят и не наряжаются в домашние платья.
Показав мужу язык, Эйлит сняла шлем. Ее глаза мигом перестали косить и теперь смотрели прямо. Интересно, как во время битвы мужчинам удается что-то видеть перед собой через две узкие прорези, которые делает еще уже расположенная на переносице носовая пластинка? Представив себе, как будет сиять этот шлем на львиной голове Гарольда Уэссекского, молодая женщина невольно вздрогнула.
— Само собой, мне не на что жаловаться, — заметил Голдвин, разламывая надвое ломоть ароматного хлеба. — Я многим обязан твоим братьям, ведь благодаря их рекомендации я стал личным оружейником графа Гарольда. Если бы не они, прозябать мне сейчас в той крохотной мастерской в Этельреджите. — Голдвин не без гордости обвел взглядом прочные деревянные стены зала, к празднику украшенные зеленью.
Эйлит разделяла его чувства. Не каждая молодая хозяйка могла похвастаться новым добротным домом со светлыми просторными комнатами. По сравнению с убогой, тускло освещенной хижиной, в которой она выросла, новое жилище казалось дворцом. Кроме того, из окон открывался прекрасный вид на Сент-Питер, королевскую резиденцию и аббатство на Торни-Айленд.
Три года назад Голдвин отремонтировал сломанный шлем Альфреда, и брату так понравилась работа кузнеца, что он порекомендовал его всем своим знакомым солдатам и охранникам. Так началась дружба между Голдвином и Альфредом. День ото дня она крепла, и потому никто не удивился, когда спустя некоторое время Голдвин, уже снискавший добрую репутацию и сколотивший состояние, попросил у друга руки его сестры, Эйлит. После непродолжительных брачных переговоров вопрос решился со взаимной выгодой для обеих сторон. Эйлит всегда сознавала, что не посмеет пойти против воли отца и братьев, какого бы мужа они для нее ни выбрали, и, узнав о предложении Оружейника, вздохнула с облегчением.
Несмотря на невысокий рост, немного кривоватые ноги и почерневшие от работы в кузнице руки, в глазах Эйлит Голдвин выглядел самым красивым мужчиной на свете. Она всем сердцем полюбила его теплую улыбку и добродушную, трудолюбивую натуру.
— Завтра к вечеру Альфред и Лильф привезут рождественское полено. — Эйлит взглянула на мужа и с удовольствием отметила, с каким аппетитом он расправляется с обедом. — Надеюсь, что до сумерек я успею свернуть шею трем цыплятам.
Сказав последнюю фразу, молодая женщина поморщилась. Умело справляясь со всей домашней работой, Эйлит недолюбливала одну из обязанностей хозяйки: ей не нравилось убивать домашнюю птицу. Она видела в этом вероломное предательство, жестокий обман по отношению к доверчивым созданиям. Сначала их окружают заботой, изо дня в день кормят и приручают, потом начинают воровать их яйца, а в конце концов сворачивают им шеи и бросают в котел. Конечно, проще простого купить пару свежеубитых кур на рынке Уэст-Чипа, но это будет болезненным уколом для самолюбия домохозяйки. Такого Эйлит себе позволить не могла.