— В Нормандии, в Бризе, такой венок говорит о желании, — пробормотал Рольф, проведя кончиками пальцев по лепесткам цветов.
Наклонившись, Эйлит вытерла о траву жирные пальцы и, чуть опустив ресницы, бросила на Рольфа томный взгляд.
— Каком желании? — лукаво уточнила она… Рольф рывком обнял ее и крепко прижал к себе.
— Желании по случаю майского праздника преподнести свое тело в дар тому мужчине, который пожелает его.
— Слава Богу, что мы не в Нормандии. В противном случае тебе пришлось бы ждать своей очереди после кузнеца. — Захихикав, Эйлит прижала пальцы к губам. — По-моему, сегодняшний мед оказался чересчур крепок.
При упоминании о похотливом темноглазом кузнеце Рольф едва сдержал приступ ревности. На душе стало неспокойно. Как же ему не хотелось покидать Эйлит и отправляться в Нормандию! Он бы предпочел не отходить от нее ни на шаг. Поймав на себе игривый взгляд Эйлит, он почувствовал незамедлительно возникшую приятную тяжесть в паху.
Эйлит притворилась удивленной, когда Рольф торопливо потянул ее к кустам, однако охотно последовала за ним. Рольф быстро расстелил на земле накидку.
— Я больше не могу ждать, — простонал он, опускаясь на колени и увлекая Эйлит за собой. — Я сейчас взорвусь.
Она ответила глубоким, мурлыкающим смехом и прильнула к нему.
— Господи, по-моему, ты подхватил майскую лихорадку.
От ее рук и бедер, покорно отвечавших на каждое движение его разгоряченного тела, веяло прохладой. Подчиняясь животному инстинкту, мужчина и женщина отдались дикой страсти.
Спустя некоторое время, когда сердцебиение обоих успокоилось, а дыхание выровнялось, Рольф ласково провел рукой по лицу Эйлит. Как она была прекрасна! Его тело расслабилось, но разум по-прежнему не находил удовлетворения.
— Эйлит, мне нужно на некоторое время уехать из Улвертона, — тихо проронил он, скользя указательным пальцем по изгибу ее губ. — Я должен непременно посетить парижскую ярмарку. К тому же в Бриз-сюр-Рисле появились дела, которые я не могу доверить Танкреду.
Улыбка на лице Эйлит померкла. Она посмотрела на Рольфа широко открытыми глазами.
— Дела, с которыми не сможет справиться даже Танкред? Понимаю. Ты говоришь о жене и дочери.
— Пожалуйста, не смотри на меня так. — Рольф невольно поежился. — Ты же знаешь, что я не могу совсем не вспоминать о них. Поверь, я действительно должен в самое ближайшее время решить вопрос о продаже партии лошадей. Я еду вовсе не из-за Арлетт и Жизели. Бог свидетель, я бы предпочел остаться здесь, с тобой.
Эйлит села и расправила помятую юбку.
— Я понимаю, что ты должен отправиться туда, — ровно сказала она. — Понимаю, что торговля не ждет. Конечно, глупо цепляться за тебя и умолять не оставлять меня одну. Но мне хотелось бы, чтобы ты известил меня о своем решении в другой ситуации Сначала ты набросился на меня как голодный зверь, повалил на траву и лишь теперь, получив свое, сообщаешь об отъезде. Неужели ты боялся, что я откажу тебе в ласках, если узнаю о нем?
— Да, боялся. — Рольф обвил ее крепкое тело руками, и Эйлит отвернулась в сторону, но не попыталась высвободиться.
— Несколько мгновений тому назад я думал только о том, что не хочу покидать тебя или, что еще хуже, не хочу потерять. Ты выглядела так прекрасно и соблазнительно, что у меня дух перехватило от желания.
Лицо Эйлит смягчилось. Она прижалась щекой к груди Рольфа и вслушалась в ритмичное биение его сердца.
— Когда ты отправляешься в дорогу?
— Как только дождусь судна, пересекающего пролив. — Рольф поморщился, словно пригубил кислого вина. — Чем быстрее я отправлюсь в дорогу, тем быстрее вернусь домой, к тебе.
ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ВОСЬМАЯ
В сезон урожая в Лондоне стояла невыносимая жара и духота, поэтому Фелиция и Оберт решили провести месяц в Улвертоне. Оберт и раньше бывал в поместье Рольфа, но с женой и с сыном он приехал сюда впервые. Эйлит встретила гостей со смешанным чувством радости и беспокойства. Она с тревогой ждала возвращения Рольфа из Нормандии. Вдруг он решит остаться по ту сторону пролива и пришлет вместо себя Танкреда? Рольф отсутствовал всего три месяца, но Эйлит казалось, что они не виделись уже три года. Ее так и подмывало поделиться своими страхами и опасениями с Фелицией, но она сочла более благоразумным промолчать, не зная, как отнесется к ее словам подруга. Но на пятый день она не выдержала.