– Я на месте.
– Вижу.
Я заозиралась, но никак не могла найти Тобольского взглядом.
– Стою на подъездной дороге в начале аллеи, – подсказал он, подтверждая, что действительно видит меня.
Вот теперь и я его нашла глазами.
Он стоял, небрежно опершись на капот большого черного автомобиля, скрестив ноги, непринужденно беседуя со мной по телефону и одновременно выкуривая сигарету.
– Что я должна сделать? – нервно спросила я, хотя скорее натужно просипела.
– Встань на колени.
Опять? У них один фетиш на двоих? На большее просто фантазии не хватает?
– Здесь? Сейчас? – переспросила я, стараясь не выдать свое отношение к происходящему.
– Да. Здесь и сейчас. Ползи ко мне.
Я еще раз огляделась. Почему преподаватели и студенты не уходят? Потому что Тобольский пообещал им устроить представление? Он может, в этом я уже убедилась.
Я отключила телефон, встала на колени и поползла к нему.
Унизительно.
Больно.
Противно до тошноты руками перебирать по оплеванной, закиданной окурками и голубиным пометом площади. Но я старалась не думать об этом. Я ползла вперед, не спуская взгляда с наглых глаз Тобольского. Мечтала добраться до него и плюнуть в рожу!
Этот козел следил за мной. С самого начала. Ждал, когда я сломаюсь. Звонил, когда хотел простимулировать к действиям… Не верю, чтобы за три минуты он вдруг оказался перед входом в университет. А вот за пару часов, что я дозванивалась до него, мог организовать свидетелей и приехать, чтобы насладиться моим позором.
Ублюдок.
Я добралась до него, уже не контролируя презрительный оскал на своем лице.
Тобольский надеется меня сломать, прятать глаза от стыда каждый день до конца учебы? Или хочет показать, что извращения его сыночка малость по сравнению с тем, что может устроить он?
Так не на ту нарвался. Я дала по яйцам Стасу и найду способ вмазать его папаше. А пока…
Пока я с наслаждением вцепилась грязными руками в его дорогие штаны и стала подниматься, по ходу движения вытирая об него руки.
Получи и свою долю участия в моем унижении.
– Ах ты, мр-р-разь, – прошипел он, криво улыбаясь.
Схватил меня за шкирку и водрузил задницей на капот.
– Улыбаешься? – проговорил он, рассматривая мое лицо.
Только тогда я поняла, что да, продолжаю презрительно улыбаться, потому что не могу ответить. Голос пропал окончательно.
Глава 3. Рудимент
Я сидела перед Тобольским на капоте его навороченной тачки и понимала, что мне уже нечего терять. Я даже закричать, позвать на помощь не смогу!
Кто так жестоко надо мной шутит там сверху?
Но мне безумно хотелось стереть с его лица довольную гримасу. Поэтому я положила руки на отвороты его светлой рубашки и демонстративно вытерла, продолжая глядеть в глаза.
Своего я добилась, настроение Тобольского изменилось.
– Никак не успокоишься, мелкая?
Он неуловимым движением перевернул меня в воздухе и уложил на тот же капот только животом. Я беззвучно заскулила, когда почувствовала его руку у себя между ног.
– Значит, еще не до конца отработала урок. А я долгов не оставляю.
Я пыталась сопротивляться, когда он полез в трусы, но сопротивление быстро пресекли.
– Будешь брыкаться, позову парней, они тебя подержат.
И я затихла, ломая последние ногти о лакированный капот автомобиля.
– Твою мать, какая узкая, – зашипел сзади Тобольский, пытаясь просунуть в меня палец.
От боли закусила губу до крови.
– Ты девственница, что ли?
Я всхлипнула и затряслась от рыданий. Не так я представляла себе первую связь. И уж точно не с тем.
– Шутишь? – совсем другим тоном спросил Ник.
И я снова оказалась нос к носу с Тобольским. Он вертел меня как шашлык на шампуре.
– Девственница? – снова прохрипел он, с таким удивленным выражением лица, как будто ему только что сообщили, что Дед Мороз существует.
Я кивнула. Бесполезно юлить. Да и положение у меня не то.
– Сколько тебе лет? Двадцать?
Мотнула головой и попробовала сказать. Не получилось. Показала на пальцах.
– Двадцать один? – еще больше изумился Тобольский. – И до сих пор ни с кем?.. Как ты вообще сохранилась?
Сейчас мы стояли друг перед другом в очень двусмысленном положении. Я все еще сидела на капоте, раскинув ноги и с порванными трусами. А Тобольский уперся руками по обе стороны от моих бедер и наклонился, лицом практически нависая над моим оголенным интимным местом.
Спасали сгустившиеся сумерки. Я мысленно молилась, чтобы меня никто не увидел в таком виде… Хотя казалось, ниже падать уже некуда.