Был понедельник и днём в электричке, идущей из области в Москву, было мало народу. Повезло ему и с утра, когда час пик наблюдался в электричках, идущих в противоположном выбранному им направлении. Так что он сидел с комфортом, слушал музыку в айфоне, читал там же скачанную книгу, разгадывал кроссворды или смотрел в окно, наблюдал за продавцами магических ручек с исчезающими чернилами, консервных ножей какой-то очень хитрой конструкции и недорогих мужских носков «Вечность» череповецкой чулочно-носочной фабрики. Носки ему были нужны, но вечно он жить не собирался. Да и вообще, покупки в такой обстановке несколько претили его внутреннему снобу, который в такие моменты просыпался и поднимал настороженно голову. Купил он у разносчиков только журнал с кроссвордами, но это было еще по дороге туда, в Петуховку (еще один, кстати, пункт насмешек братвы над Робертом, который выводил его из себя так, что он мог и в глаз насмешнику засветить — но что поделать, дом в Петуховке был приданым его жены). По дороге к клиенту он готовился к встрече, просматривал кое-какие бумаги по делу, взятые им с собой, так что он не очень замечал происходящего вокруг него. А вот по дороге назад уже можно было и расслабиться.
Да бог с ним уже, с Робокопом. По поводу дела Илья был спокоен: нет у них ничего против Роберта, кроме показаний соседок, из которых, в общем, ничего особенного не следовало. Это ведь не преступление — курить на балконе или ехать к маме на дачу, даже если и с бельём. Хотя сейчас такие гонения на курильщиков, что скоро, наверное, это будет вполне себе преступление. Вон, уже в подъездах курить запретили, на улице тоже, скоро вообще будет как в Америке, где насладиться табаком можно только в редких резервациях, где обитатели самой свободной в мире страны раньше держали индейцев, на смену которым пришли курильщики. Хотя то, что в подъездах курить запретили — это хорошо. Илья сам не то чтобы курил — скорее, покуривал иногда, так что старался понимать обе стороны — и курильщиков, и борцов с ними.
От размышлений его отвлек аккордеонист.
Вот чем хороша наша, отечественная действительность — уникальностью, неповторимостью. Вот, например, поди, объясни зарубежному какому человеку откуда в электричке аккордеонист — не филармония, чай. Не играют у них, в зарубежье, в железнодорожном транспорте на музыкальных инструментах. То ли дело у нас! И споют, и сыграют, и носки «Вечность» тебе вдогонку продадут, которые проживут, в лучшем случае, до первой стирки. А будешь внимательным и будешь прислушиваться — так еще и кучу полезной информации почерпнёшь из окружающих тебя в вагоне разговоров. О том, например, чем удобрять клубнику или про лечение геморроя — «сын в интернете прочитал, надо лечить только свежеснесенным яйцом, лечит на раз! Но только свежеснесенным, тёпленьким еще! Где взять? Нет, про это в передаче не показывали. Да если сильно от геморроя мучаешься — можешь и свою курицу завести, правда, Рит? Геморрой вылечишь — курицу в суп, двойная польза, гыыыы».
Аккордеонист исполнял нон-стопом народные хиты — про дядю Ваню с вишней, самовар с Машей и московского озорного гуляку, до самого Ярославского вокзала. Так и сошел Илья на перрон под выкрики про «задрипанную лошадь» и «галстук кобелю на шею». Мучительно болела голова, что же это за обильный животный мир развел Есенин наш, Сергей Александрович, в своих стихах, как-то раньше не замечалось за ним, шел и размышлял Илья.
Сойдя на перрон, он снова вспомнил ту ночную историю в электричке, напуганную им нетрезвую пару и приятную девушку, очень похожую на мультяшного олененка Бэмби. Его, конечно, резануло то, что она осталась в вагоне, не сошла за ним — а ведь он, спасая ее, рисковал собой. Пусть, как выяснилось, буйная парочка оказалась не опаснее тараканов, но это же он потом уже понял, когда они вышли из вагона. Она вообще об этом не знала и плюнула на него, не сошла вмести с ним чтобы поддержать. Правду говорил принц Гамлет, в смысле, Шекспир, «о, женщины, вам имя вероломство!». Идут века, а женская натура не меняется.
Тут он кстати и про Карину вспомнил. Тоже изрядно вероломная женщина оказалась. Звонила тут недавно, требовала, чтобы он официально от отцовства отказался. Исса её так проникся Марьяной, что захотел ее удочерить. Интересно, Карине самой не смешно? Он итак на все её условия пошел, вполне удовлетворялся Кариниными письмами и фотоотчетами, а она всё продолжает давить! А теперь она непонятно почему решила вообще лишить его дочери. Пусть они и не были знакомы, он видел Марьяну один раз, еще в младенчества, но всё равно ему было неприятно: была у него дочь, а теперь вдруг рраз — и не будет.
Чашка кофе в правильном месте, с зерном правильной обжарки (Илья был кофеманом, ничего не понимал в сортах, но жизни своей без кофе не мыслил) — и голова встала на место, боль прошла. Слава богу, а то впереди ещё половина рабочего дня, а ощущения в организме — будто сутки отработал. Всё же лучше в следующий раз у отца машину взять и съездить, утомительная штука электричка, думал Илья. А в машине, даже если в пробку попадешь — наушники воткнул и слушай музыку, там, или роман, у него для такого случая давно, кстати, пара нацбестов была припасена. Хотя, конечно, своя экзотика в железнодорожных путешествиях есть, врать не будем. Носки, опять же, и Есенин. Буду ездить через раз, решил Илья, допил кофе и отправился к метро — пора было возвращаться в офис. Сегодня край нужно было вернуться вовремя — он обещал родителям свозить кота в ветклинику.
* * *
Пётр с Резедой жили где-то в районе Битцевского парка. Маша хотела было добраться сама, но Пётр предложил ее подвезти и она не отказалась. Пока она ждала его в назначенном месте, пошел дождь, какой-то совсем не летний, скорее — осенний: мрачный, нудный и холодный. Настроение испортилось — зря она все-таки не взяла с собой куртку. Погода в столице такая, что расслабляться не стоит, но она вышла с утра из дома с маленькой сумочкой-клатчем, куртка бы туда никак не влезла, а пакет в дополнение к сумочке испортил бы образ романтической горожанки. Да ещё и пришла она к оговоренному месту раньше времени, сама виновата. Пока она стояла и мокла в ожидании, идея с привлечением Резеды к подмене её в агентстве уже перестала казаться ей такой уж удачной. Но не отказываться же теперь от встречи! Короче, очередной испорченный вечер, вместо того, чтобы в обнимку с Пикселью поваляться у телевизора, подумалось ей.
Наконец, машина Петра притормозила у тротуара. В салоне было тепло, Петр был любезен и явно рад встрече — настроение стало понемногу улучшаться. Может, всё и срастётся, зря Маша занудничает и корит себя за поспешное решение. Посмотрим, в общем, решила Маша, отвлеклась от грустных мыслей и тихонечко сняла, потерев нога об ногу, промокшие насквозь туфли — ехать было далеко, пусть ноги хоть немного высохнут и отдохнут от мокрой обуви.
— Пётр, пока едем, расскажите, как у вас дела, как Резеда?
— Ох, Маша, не знаю что и ответить. Хорошо, с одной стороны. В самый тяжелый момент, сразу после инсульта, прогнозы врачей были очень пессимистичными. Резеда была практически полностью парализована, только глазами вращала туда-сюда. Я старался не думать о худшем, но поневоле мысли всякие были. А теперь уже куда лучше, проблемы только с ногами — так пока и не может она ходить. Но мы боремся, не сдаёмся!
— Какой вы молодец!
— Да чего ж я молодец, — улыбнулся Петр, ловко встраиваясь в поток машин на третьем транспортном кольце. — Можно подумать, у меня был выбор.
— Да выбор-то всегда есть, — удивилась Маша. — Не все такие стойкие, некоторые сдаются, убегают.
— Куда же мне бежать из своего дома и от своей жены? — недоуменно отреагировал Пётр. — На кого же мне было её бросать? Доктор сказал, что в инсульте главное — уход. Можно вытянуть человека с того света, а потом просто угробить плохим уходом. Тут не побросаешь — столько хлопот было, некогда было задумываться. К тому же, Резеда — очень редкий человек. Я и среди мужиков-то таких мало встречал, а тут — женщина. Сила духа у нее — всем на зависть. Не сдается, борется. Нервничает, конечно, Но что поделать, как тут спокойствие сохранять.