Выбрать главу

Антон, его студенческий друг, в шутку, подтрунивая, рассказал Илье стишок, который нашел где-то на просторах интернета:

на днях жена моя сбежала,

за ней собака и коты,

сижу, смотрю как трудно рыбкам

аквариум к двери толкать

Посмеялись все, но в голове он, стих этот, похоже, засел только у Ильи. Ведь это ж практически про него — не задерживается никто в его жизни. Может, все-таки с ним что-то не так? Мысль эту он гнал от себя, но она то и дело возвращалась к нему, жалила, как привязчивая осенняя муха.

А пока все силы Илья отдавал работе, вечерами занимался капоэйрой — бразильским полутанцем-полуборьбой, которая своей некоторой манерностью и нарядностью, оригинальностью очень ему нравилась. Летом к развлечениям добавлялась родительская дача в престижном нынче подмосковном Кратове. Там, на большом участке, доставшемся от прадеда, известного московского врача, стоял старый, но вполне крепкий деревянный дом в окружении огромных старых сосен, где на втором, мансардном этаже у него с детства была своя комната.

А еще он часто навещал Светлану Александровну — Лилину мать, к которой был неожиданно очень привязался, еще во времена их романа, и привязанность эта была вполне взаимной. Она ему чем-то напоминала ушедшую из жизни бабушку Татьяну Витальевну, только была как-то острее и аристократичнее, что ли, умершей бабушки. Светлане же Александровне он был как сын — на фоне эмоционально холодной, отстраненной дочери, он был заботливым, внимательным и очень тёплым собеседником.

Иногда всё же накатывало на Илью одиночество. Особенно часто — в людных местах: метро в час пик или торговый зал гипермаркета в выходной день. Толпа текла мимо него, замечая его не больше, чем колонну или пустой прилавок. Мелькали пары, семьи с детьми, в душе поднималась жалость к себе, одинокому и никому не нужному. Как сказал один современный писатель, «ужасно себя жалко — всех много, а я один». В такие моменты особенно плодотворно думается о смысле жизни, как и о том, что жизнь устроена неправильно и пора в ней что-то менять. Пока еще не поздно. Хотя Илья был уверен, что ему еще долго не будет поздно: ему нет еще и 40, разве это возраст для современного, ведущего здоровый образ жизни, мужчины? Отец, правда, формулировал его возраст как «уже под сорок», но это извечный спор оптимистов и пессимистов — наполовину полон стакан или наполовину пуст.

Меньше всего, кстати, занимал его вопрос отцовства. Была у него одна история в прошлом, лет 8-10 назад…

С Кариной он познакомился, когда он вел одно дело: защищал бизнесмена, пожилого мужчину, ему чудом приплыла в руки такая крупная рыба и он отчаянно старался не облажаться. У подзащитного была молодая жена, Карина. Мужа её он тогда вполне эффектно отмазал, дали ему меньше меньшего. Но мужик не выдержал передряг и умер прямо во время последнего заседания суда, не дождавшись окончания чтения приговора, что несколько смазало тогда блестящую защиту Ильи.

Ситуация с Кариной сложилась нерядовая, он часто вспоминал тот роман, похожий на американские горки. Детей у нее с мужем не было, сначала тот не хотел — не был уверен, что эта горячая красотка задержится в его жизни надолго. Потом, когда захотел, — было уже поздно, стал бесплоден, и, как не бились врачи и не расходовали на него литры самых новейших препаратов, изменить эту ситуацию они оказались не в силах.

Они и переспали то всего несколько раз. Карина была не из его песочницы — что делать с такими женщинами, помимо постели, он не знал. Ее вкусов и предпочтений он просто не тянул финансово, пойти к богатой вдовушке на содержание ему не позволяла гордость. Не приведешь же ее в родительскую квартиру. Да она и не подавала никаких признаков того, что имеет на Илью серьезные планы. Ей нужно было просто перевести дух перед поиском следующего «папочки», и сделать это так, чтобы не лишать себя некоторых удовольствий.

Забеременела Карина внезапно, неожиданно и для себя, и для Ильи. Они, в общем-то, предпринимали определенные меры предосторожности. Но то ли произошла какая-то накладка, то ли таковое было им предначертано сверху… В общем, две полоски на тесте и утвердительный вердикт врача — такой вот поворот романа.

Сначала Карина испугалась и хотела избавиться от ребенка. А потом внезапно полюбила этого маленького малька, который завелся у нее внутри и которого ей показали на мониторе УЗИ-аппарата. В ответ на натянутое «я, конечно, рад и все такое» от Ильи по этому поводу она отреагировала презрительно: «Уж не думаешь ли ты, что мне от тебя что-то нужно? Не смеши. И вообще, забудь. Это мой ребенок». Все, что ему было дозволено — выступить в роли официального отца в свидетельстве о рождении девочки.

Вся эта история, пока не вошла в определенные берега, изрядно потрепала Илье нервы. Он не понимал как себя вести в такой ситуации. Родители про эту историю так и не узнали. Сначала он не знал как подступиться с этим разговором к ним. Потом понял, что промедление пошло ему на пользу. Скажи он матери и отцу, людям очень чадолюбивым, что у них родилась внучка — они захотели бы встретиться с ней, начать общаться. А, значит, пришлось бы как-то выстраивать отношения и с Кариной — а отношения эти сразу прервались после того судьбоносного разговора. Нечаянная его любовница сдержала свое слово: ничего от Ильи не требовала, быстро набрала значительную дистанцию, сократила общение до минимума. Так что знакомство родителей с внучкой осуществить было практически невозможно без существенных эмоциональных потерь и неприятных разговоров.

Уже потом, после того, как Карина родила девочку, Марьяну, и снова вышла замуж — за мужчину еще более пожилого, и еще более состоятельного, чем ее первый муж — она назначила Илье встречу, чтобы, как она выразилась, «обсудить накопившиеся вопросы».

Общение с мужьями-бизнесменами не прошло для Карины даром. Или она и сама была прирожденным бизнесменом и переговорщиком. Условия она предложила четкие и несложные. Он не предъявляет своих прав на ребенка, не лезет в жизнь Карины и Марьяны. За это Карина пересылает ему фото и видеоматериалы о том. как растет ребенок и ничего не требует. Возможно ли общение в будущем? Ну, если только Маруся, когда вырастет, сама поднимет этот вопрос (кажется, она и этот вопрос от Ильи предвидела).

— Короче, не отсвечивай. Не мешай нам жить. Исса нас любит, очень привязался к Марьяне. Его восточный менталитет вот этой вот толерастии не выдержит, с двумя папами у одного ребенка. Он к ней как-то неожиданно сильно привязался. Прямо пылинки сдувает и растит, как у них принято, настоящую принцессу.

— Послушай, я, кажется, все же отец номер один и имею определенные права и преимущества, — взвился от обиды Илья.

— Не начинай. Я очень тебе не советую вставать у меня на пути. И ребенка не увидишь, и сам неприятностей огребешь, — с некоторым даже презрением пресекла все споры Карина. — Мы с тобой, вроде, неплохо расстались. Давай выдержим взятую ноту и останемся, по крайней мере, не врагами.

Она встала, царственным жестом бросила на столик кафе, где они присели поговорить, несколько купюр и ушла. Она всегда умела тихо, но очень обидно щелкнуть его по носу. Знай, мальчик, свое место.

Сначала он бесился и прокручивал в голове планы мести, один коварнее другого. А потом как-то смирился. Ведь, честно сказать, он совершенно не рвался общаться с этой девочкой — тем более, что совершенно не понимал как именно нужно это делать. Скорее в нем говорили обида, любопытство, общественные стереотипы. Ведь, если хорошенько подумать, Карина права. Зачем вторгаться в мир этой девочки? Сейчас у нее понятная семья: мама и папа. Появление еще одного папы может смутить ребенка, поломать его хрупкую вселенную. И не понимать этого и сопротивляться этому — кажется, жуткий эгоизм. Тем более, девочка любима, сыта, ухожена. Эти соображения его успокоили. И жизнь покатилась по прежним, привычным рельсам.

Постепенно ситуация успокоилась. Его грела мысль, что у него есть продолжение, девочка, похожая своими правильными чертами на него. Он с удовольствием любовался присылаемыми Кариной фотографиями — вот Марьяна в Диснейленде, вот на пони в красивом жокейском костюмчике, вот плавает в бассейне где-то на юге, под пальмами. Илья рассматривал фото, чувствовал внутри себя тепло и умиление. Хвалил себя за разумное решение не настаивать на общении. И забывал обо всем этом до следующей порции фотографий.