— Подождите, — опять попыталась вскочить с кровати Маша.
— Да что ж такое, в самом деле! — разозлился на Машино непослушание Марат. — Я велю медсестре, она вас привяжет к кровати, если будете так скакать! Швы ведь разойдутся, не шуточное же дело!
— Ладно, ладно, доктор, я больше не буду. Скажите, пожалуйста, я теперь инвалид?
— В каком смысле? — опешил от такой постановки вопроса Марат.
— Ну, детей у меня теперь не будет? — от страха Маше казалось, что все внутренности у нее сжались в маленький клубок, забившийся куда то в район солнечного сплетения.
— Маша, вы прямо как маленькая, — улыбнулся Марат. — Никакой вы не инвалид. Да, то, что у вас остался один яичник вместо двух, конечно же, снижает возможность забеременеть. Но я бы, на вашем месте, сейчас думал о другом.
— О чем? — заинтересованно спросила Маша.
— О результатах гистологии, — терпеливо пояснил Марат. — Если все-таки опухоль злокачественная, вам придется удалить и второй яичник, и, видимо, матку. Эти опухоли — гормонозависимые, и полная стерилизация женщины при таком диагнозе — вещь необходимая и обязательная. Ну, и вообще, эта история может быть куда, прямо скажем, посерьезнее, чем просто проблемы с возможным зачатием.
Страх выдавил слезы на ее глазах. Марат прав. Надо пока не думать ни о чем, стараться посылать сигналы в космос, чтобы все обошлось. А с детьми, своими или приемными, потом разбираться будем.
* * *
Назавтра Илья к обеду уже был у неё. Марат еще был в палате, заканчивался обход. Так что Илья присел на стул в углу палаты, чтобы подождать окончания осмотра.
Марат повернулся к нему:
— Простите. Прошу вас выйти пока из палаты, на время обхода.
Илья напрягся.
— А что такое?
— Есть понятие врачебной тайны. Как я понимаю, вы не родственник Марии. Так что степень вашего знакомства с ее состоянием здоровья она должна определить сама. Я закончу осмотр и разговор с больной, тогда и войдете.
Блин, хам какой, злился Илья, стоя в коридоре напротив Машиной палаты. Ишь ты, «врачебная тайна»! А сам так и крутится вокруг Маши. Знаем мы этих врачей. Поди, клеит пациентку, пользуясь служебным положением. Тяжело ухаживать за красотками, они всем нужны, даже на больничной койке. Так что после окончания обхода в палату он вошел в изрядном раздражении.
— Ну, как тут у тебя дела?
— Да вроде все ничего, как говорится, все идет по плану, — настроение у Маши было не очень. Болел шов, не оставляли волнения в исходе анализа опухоли. В общем, день был так себе.
Илью же подгрызала ревность.
— Я смотрю, доктор от тебя прямо не отходит, — язвительно поговорил он, всё же не сдержавшись.
— Да, Марат — хороший врач, — не уловила едкой тональности Маша.
— Женат, поди? — не оставлял взятое направление Илья.
— Да, женат. На молодой красивой женщине. Детей, правда, у них своих нету, — продолжая думать о своем, сказала Маша.
Вот как! Так это ему жену бросить — раз плюнуть, без детей то, продолжал размышлять на засевшую в голове тему Илья.
— Эвона какой ценитель женской красоты! Ты мне сразу скажи, насколько безответны его симпатии? А то, может, я тут зря время трачу и вам только мешаю?
Маша аж онемела сначала от изумления. Он ревнует, что ли? Ничего себе!
— Илья, ты меня просто обескуражил. У нас самые обычные отношения с Маратом, как у пациентки с врачом. Ничего такого.
— Если ничего такого, почему же ты за меня не вступилась, когда он меня гнал из палаты? О чем таком вы тут говорили, что мне слышать нельзя? Третий лишний, да? Я от тебя такого не ожидал, честно говоря!
Маша поняла, что сейчас не выдержит этого разговора и расплачется. Она вообще заметила, что прошедшая операция будто кожу с нее содрала: ее чувствительность, эмоциональность очень увеличились. Она смотрела или читала что-нибудь трогательное, жалостливое — и у нее текли слезы, начинало усиленно колотиться сердце. Вот и сейчас, от этого неприятного разговора на повышенных тонах слезы подступили к глазам. Бог знает что, как героиня индийского кино — чуть что, так сразу в слезы, раздраженно думала Маша.
Вдруг волнение сменилось у нее раздражением в адрес Ильи:
— Выйди отсюда! Слышишь, уходи!
Илья вскочил со стула:
— Да пожалуйста! Что ты думаешь, и уйду. Долго просить себя не заставлю!
Он выскочил из палаты и так хлопнул дверью, что зазвенело стекло в двери. Идиот, прости господи. Какое право он имеет ее ревновать, кто он ей вообще.
В этот момент зазвонил телефон. Она посмотрела на экран смартфона — Виталий, тот самый журналист! Ох, как неохота снимать трубку, ей сейчас совсем не до разговоров с посторонними. Но прошло уже больше месяца, она сама нарушила срок, о котором они договаривались. Так что придется п
— Маша, добрый день! Это Виталий, ваш соавтор, не побоюсь этого слова, — голос ей звучал бодро и весело. — Вам удобно говорить, я вас ни о чего не отрываю?
— Да нет, все нормально, я могу поговорить.
— Если помните, мы с вами договаривались о совместной работе. Удалось вам выполнить все то, о чем мы с вами договаривались? — перешел сразу к делу Виталий.
— Я бы сказала, лишь отчасти удалось.
Виталий рассмеялся:
— «Отчасти» — это как?
— Вы предложили мне быть вашим соавтором, что предполагает, как я понимаю, не только собственно интервьюирование бывших клиентов нашего агентства, но и хотя бы минимальную аналитику с моей стороны, — решила откровенно разъяснить ситуацию Маша. — Я, как оказалось, сделать это совершенно не в состоянии.
Судя по затяжной паузе в трубке, журналист задумался над ее словами.
— Я вот сейчас не понял. Чего вы не в состоянии и почему. Что-то случилось, Маша? У вас всё в порядке?
В общем, это был предсказуемо. Нужно было всё же либо совсем не брать трубку, либо уж, на худой конец, плюнуть на этот диктофон и отправить его по почте, подарить этому Виталию. Пусть сам разбирается с записями и делает выводы. А теперь, раз сняла трубку и поддерживает этот разговор, надо набраться сил и терпения и объяснить ему доходчиво что и как. Дать этому юноше, так сказать, драмой прямо по лицу
— Понимаете, Виталий. Мы с вами расстались на том, что я встречаюсь со своими клиентами и беседую ними на тему о том, помогло ли им моё агентство, и вообще — работает ли такой инструмент, как брачное агентство, на создание счастливых пар, — набравшись терпения, начала свои объяснения Маша. — Вам это нужно было для создания серии материалов, мне… Ну, мне это нужно было для своих целей. Так вот, я проинтервьюировала три пары и так и не поняла — кстати или нет были эти их встречи, счастливые ли это пары. Так сказать, «слава богу, что мы друг друга встретили» или «кой чёрт я сделал/сделала это». Никто вроде не жалуется, все пары говорят о любви друг к другу. Но, во-первых, я чужой человек — с чего бы им мне друг на друга жаловаться? Я в самом начале истории совершенно этого момента не учла. А во-вторых, что важнее: у людей такое, оказывается, странное понимание счастья. Некоторые и многолетний «стокгольмский синдром» счастьем считают, мы все очень разные.
Приятно, черт возьми, когда тебя слушают вот так: с большими паузами, настолько задумчивыми и ошарашенными, что это понятно даже через телефонную трубку. Но Маша предпочла бы рисануться перед молодым человеком своей искрометной аналитикой и знанием предмета, нежели чем расписаться в собственной беспомощности и растерянности.
Виталий на том конце телефонного разговора, наконец, отмер:
— Погодите, Маша. Я планировал, что мы сделаем по результатам ваших интервью совместный материал. Невозможно же просто набрать буквочками текст того, что вам говорили ваши бывшие клиенты, и этим ограничиться. Это будет не статья, а просто расшифровка текста. Так не делается. Нужны какие-то выводы, обобщения, подводки. Разумеется, я буду писать их сам. Но я рассчитывал на вашу компетентную, профессиональную помощь в этом деле.
Какого черта, в конце концов, она себя насилует. Не хочется общаться? Так надо сделать так, чтобы не общаться. Может, ей вообще жизни осталось на две затяжки — никто же не знает, что покажет гистология. А она тратит себя на то, чего делать ей совсем не хочется.