Маше сложно было сегодня с ним общаться. Свою идею она ощущала как камень за пазухой, продолжая, впрочем, считать ее правильной и резонной. Илья, кажется, интуитивно чувствовал эту заминку, общение у них сегодня было какое-то напряженное, она то и дело ловила на себе его вопросительный взгляд. Наконец, он снова присел на пол около нее, взял ее руку в свою, поцеловал. Потом, помолчав, посмотрел Маше в глаза и сказал:
— Машунь, я с тобой поговорить хочу!
— Я слушаю, — сердце у нее колотилось так, что странно было, что Илья этого не слышит.
— Ты мне очень нравишься. Нет, даже больше — я, кажется, влюбился. Давай будем вместе? Мне кажется, у нас есть шанс и всё будет очень хорошо. По крайней мере, я приложу к этому все усилия, — он волновался так, что на лбу выступила испарина. Как же так, совсем чужой мужчина, она его и не знает толком, а такой вдруг родной — и так быстро им стал! Даже запах от него, не резкий, пряный, и тот — совершенно не чужой, а очень близкий, не раздражает ее, такое чувствительное всегда, обоняние.
Ну вот, значит, действуем по сценарию номер раз. Вдох, выдох — поехали! И пусть мне повезет!
— Илюш, ты мне тоже очень нравишься, но у меня к тебе просьба. Я очень прошу тебя, отнесись к ней серьёзно, выслушай меня внимательно и сделай, пожалуйста, так, как я прошу.
— Да, конечно. Что-то случилось? — напрягся Илья. Он даже чуть отпрянул от нее, чтобы заглянуть в глаза.
— Да нет, погоди, ты не понял. Я прошу тебя дойти до моего лечащего врача, и послушать его заключение о моем состоянии здоровья. Потом ты пойдешь домой, или не домой, а на работу. Ну, короче, ты пойдешь и подумаешь над тем, что он тебе сейчас расскажет. Не спорь со мной, так надо. Если ты будешь по-прежнему готов настаивать на своём предложении — ты завтра придешь ко мне и мы всё обсудим. Если нет — я тебя пойму. Нет, погоди. Целоваться мы потом будем, — она заканчивала свою речь, уворачиваясь от поцелуев Ильи.
— Маш, вот скажи мне, к чему эти таинственности и испытания, как в сказке? — Илья улыбался, сжимая ее руку в своих ладонях.
— Я хочу быть уверена, что ты как следует всё обдумал и хочешь быть со мной не по внезапному импульсу, а на основании полной информированности и тщательного обдумывания. Пойми, для меня это очень важно. Я такой человек, что потом сгрызу себя мыслями о том, что ты меня просто жалеешь и хочешь быть со мной из жалости, по причине своей доброты и общего благородства, — от страха у Маши свело связки, и голос быть тихим и сиплым. — Я, правда, этого не выдержу. Так что пойди мне навстречу, сделай так, как я прошу. И если ты завтра придешь ко мне и повторишь свое предложение — я обещаю, что скажу тебе «да» и больше никакими испытаниями тебя изводить не буду.
Видно было, что Илья очень расстроен и напряжён. Он держал себя в руках изо всех сил, хотя было заметно, что ему очень хочется начать спорить с Машей, с ее предложением. Он поцеловал её на прощание, оставил на прикроватной тумбочке пакет с продуктами, которые он купил для визита в больницу, и молча вышел.
Сутки тянулись как известная китайская казнь с выбритой макушкой и каплями, мерно капающими на неё и сводящими казнимого с ума. За это время Маша успела сгрызть себя практически целиком и полностью, пожалеть примерно раз тысячу о своём решении, называя себя «дурой дурацкой», и столько же раз сказать себе, что, как в рекламе, «всё правильно сделал!». Обидеться на жизнь, судьбу и бога за то, что ей посланы такие испытания, пройти стадии «за что мне это и почему», «он передумает со мною быть и я умру в хосписе, среди чужих людей». «продаю все, и уезжаю в Израиль, в Китай, к чёрту на рога — лишь бы подальше от Москвы и чтобы медицина была передовая, и пусть будет что будет!», и куча еще всякого, отчего она совсем ослабела.
Помимо волнений о том, что решит Илья после разговора с врачом, Машу мучила мысль о том, что значит формулировка «давай будем вместе». Он не хочет на ней жениться? Ну, собственно, его тоже можно понять: они знакомы всего ничего, было бы странно, если бы он принял такое решение совершенно не зная Маши. Нет, с подозрительностью в себе надо начинать бороться! Судя по сплетне, принесенной Гелей, а также смутно ей известной истории с Лилей, дочерью Светланы Александровны, у мужика есть некоторый опыт не слишком позитивных финалов развязки романа. Правильно он делает, что осторожничает. Маше это нравится: он бы очень смутил ее, предложи он ей сейчас руку и сердце. Она еще и сама не готова к таким решительным шагам. А вот попробовать, дать друг другу шанс — она готова. Так что, пожалуй, все к лучшему!
Сутки она не ела, просто — не могла, не шла пища в рот, от лекарств на пустой желудок подвздошье болезненно сводило. Она пыталась заглушить неприятные ощущения чаем — жидкость это было единственное, что её встревоженный организм был готов принимать, но получалось не особенно успешно. Она лежала, закрыв глаза и пытаясь уснуть, и повторяла: осталось совсем немного, скоро всё будет ясно. Маша, терпи! Телефон лежал рядом с ней, на тумбочке, иногда вспикивая смс-ками или уведомлениями соцсетей. Было очень соблазнительно взять в руки его плоскую и гладкую тушку, набрать знакомый номер и выдохнуть: «Извини, была неправа! Приходи, я очень скучаю! Давай будем вместе, пожалуйста, я очень этого хочу! Мне кажется, ты тот самый мужчина, которого я так долго ждала». Но она удерживала себя от этого шага.
Спать у неё тоже не получалось — стоило ей задремать, её начинали мучить какие-то кошмары, сказывалось напряжение и эмоциональный раздрай. Помучившись несколько часов и не находя себе места, она, наконец, придумала себе занятие. Нашла в телефоне «тетрис» и несколько часов, пока не заболели глаза, складывала фигурки одну на другую. Отлично, кстати, отвлекает от гоняния мыслей туда-сюда в воспалённой голове.
Наконец, наступило утро. Уколы, измерение температуры, визит дежурного врача перед сдачей смены, утренняя порция таблеток. Ффух, всё позади. Теперь осталось совсем немного!
Вдруг в палату постучали. После Машиного «войдите!» дверь открылась и в палату зашел Илья. Он было очень парадно одет, в костюм с галстуком, и выражение его лица достоверно отражало его с трудом сдерживаемое волнение. В левой руке у него был букет цветов, в правой — охапка надувных шариков-сердечек с разноцветными надписями на них «Я тебя люблю», «I love you» и «Je t'aime».
Войдя в палату, Илья отпустил хвостики шариков, за которые сдерживал их прыть, и они взмыли вверх, уткнувшись веселой стайкой в потолок. Солнце из окна падало на их глянцевую поверхность, наполняя скучную больничную палату веселыми разноцветными бликами
Маша была изумлена и даже немного испугана, так сильно, что имей она возможность встать и пойти — не то чтобы пошла, а побежала бы прочь. Щеки горели, она, кажется, даже забыла моргать и выдыхать — смотрела на Илью, застыв, во все глаза.
Илья, в лучших классических традициях, опустился перед Машей на колени. Глаза его заблестели, по тому, как он побледнел и напрягся, было видно, что и он очень взволнован. Маша с колотящимся сердцем смотрела на него и ждала хоть каких-нибудь его слов. И вдруг, не отводя от Маши взгляда, он тихо вполголоса запел. С первых нот Маша опознала знаменитую «I will always love you» Уитни Хьюстон. Илья пел тихо и довольно верно, попадая практически во все ноты. Маша хотела подпеть, она очень любила эту песню, но у нее перехватило дыхание.
Спев пару строк, он протянул Маше конверт. Она открыла его и обомлела: авиабилеты в Париж, на уикенд! С открытой датой! Обалдеть, она теперь просто как актриса голливудского кино!
Илья замолчал, посмотрел на Машу, наслаждаясь ее реакцией. Кредит, конечно, под конский процент удалось взять — ибо внезапно и срочно, как только накрыло идеей. Но зато эффект это на неё произвело ошеломительный, ровно такой, на который он и рассчитывал. Да и хрен бы с ним, с кредитом, как говорится, с такой женщиной не грех увидеть Париж и умереть! Затем он вдохнул поглубже и громко сказал:
— Маша, будь со мной, я прошу тебя!
Подумал, и добавил вежливое:
— Пожалуйста!
С ума совсем сошел, ей-богу, подумала она и вдруг почему-то заплакала.