- Вам кого, гражданочка? Рабочий день окончен. Если что нужно, приходите завтра. - прокурено пробасил он и сентиментальное настроение мигом улетучилось.
- Я к Николаю Яковлевичу Сипягину. - суше, чем хотелось бы, проговорила я.
- Минуточку. Пойду доложу. Подождите здесь.
Охранник исчез за дверью, за которой, насколько помнилось, в былые годы располагался танцевальный зал, а я от нечего делать занялась разглядыванием обновленной роспись на потолке. Неожиданно из комнаты, что во времена нашего детства служила кабинетом директору Дворца пионеров, вышли трое и направились в мою сторону. Группа была настолько колоритной, что я оторвалась от созерцания живописи и переключила все внимание на нее.
Впереди энергично вышагивал невысокий крепыш в пестрой шелковой рубахе навыпуск и темных брюках. Пуговицы на груди были расстегнуты, являя миру густую темную растительность и внушительный золотой крест на толстой цепи. Любая другая, менее мускулистая шея давно бы согнулась под тяжестью этого украшения (то, что это всего лишь украшение, сомнений не было), но только не эта. Хозяин с легкостью нес это вульгарное великолепие, охотно демонстрируя окружающим доказательство своего материального благополучия. Той же цели служил и массивный золотой браслет на одной руке, и часы в золотом корпусе на другой, и два перстня на короткопалых руках.
За ним семенил белобрысый, полноватый мужчина лет тридцати. Он старался идти вровень с крепышом, плечом к плечу с ним, но не мог попасть в такт его шагов и потому постоянно сбивался и отставал. Однако, отставать ему не хотелось и потому он суетливо забегал то с одной стороны, то с другой, заглядывал спутнику в глаза и нервным фальцетом выкрикивал:
- Ты что себе позволяешь, а? Что позволяешь? Кто дал тебе право так разговаривать со мной, а? Ты хоть понимаешь, в чем меня обвиняешь?
Тот же невозмутимо продолжал свой путь и внимания на мужчину обращал не больше, чем на надоедливого комара, который назойливо вьется вокруг и пищит. Наконец, белобрысый потерял всякое терпение, забежал вперед и загородил дорогу крепышу. Выпятив грудь, он задиристо выкрикнул:
- Нет, объясни мне! По какому праву ты тут раскомандовался?
Коренастый остановился, насмешливо глянул на парня и лениво растягивая слова процедил:
- По какому праву? По праву хозяина, конечно! Я, между прочем, совладелец этой фирмы и кровно заинтересован в её процветании. От этого зависит мое благополучие и никто не может меня упрекнуть, что я о нем не пекусь.
- Совладелец? Ты? Чушь собачья! Да ты только числишься! Все принадлежит Николаю!
Коренастый грубо оттолкнул белобрысого в сторону, шагнул вперед и бросил через плечо:
- У тебя устаревшие сведения. Так было раньше, а теперь кое-что переменилось.
Потом поднял палец и сурово погрозил парню:
- И я не позволю разворовывать фирму! У меня не Колькин характер и сердце не такое мягкое, я нахлебников, да ещё жуликоватых, не потерплю. Заруби себе на носу и перестань мошенничать, иначе в два счета окажешься на улице. Усек?
С этими словами он неторопливо двинулся к выходу, по пути мазнул меня по лицу коротким, но цепким взглядом темных глаз, и вышел на улицу. Белобрысый же остался на месте, с изумлением глядя ему в след, будто открыл для себя что-то новое и крайне неприятное. Когда же, наконец, до конца осознал сказанное, его лицо исказилось от бессильной злобы.
Третьим в этой компании был смуглый парень, одетый во вполне приличную футболку и джинсы и тем не менее выглядевший каким-то помятым. Все это время он молча шел сзади и в свару не вмешивался, а тут вдруг не выдержал, смачно сплюнул на пол и сердито процедит:
- Прибить мало! Кровосос! Ну, ничего, ты свое ещё получишь! Найдется на тебя управа.
Отведя душу, резко развернулся на пятках и исчез за дверью танцевального зала. Белобрысый поспешил следом.
- Ничего себе компания. - подумала я. - Не фирма, а банка с ядовитыми пауками. Сотрудники того и гляди друг другу в глотку вцепятся. Если это та империя, о которой с детства грезил мой друг, то я ему сочувствую.
2
Наконец, вернулся охранник в сопровождении сияющего и слегка пьяненького Николая. Приятель так и лучился радостью, казалось, ничто не омрачало его прекрасного настроения, а о давишнем приключении напоминала лишь полоска пластыря на шее.
- Пришла все-таки? Молодчина!
- Разве я могла не принять приглашение друга детства? Извини, с подарком вышла неувязка. Заранее ничего не приготовила и потому дарю вот это. Помнится, ты очень хотел его иметь.
Я открыла сумочку и достала потемневший от времени Георгиевский крест.
Приятель глянул на мою раскрытую ладонь и расплылся в довольной улыбке:
- Помнишь, значит, как мы с тобой из-за него подрались!
Еще бы не помнить, если в конфликт были втянуты обе семьи, я заработала фингал под глазом, а ссора была прекращена только благодаря вмешательству Колькиного отца.
История была следующей. Как-то раз мы с другом затеяли обследование нашего чердака, планируя на нем обосноваться и устроить штаб красных командиров. Николай никогда раньше наверх не поднимался и как только увидел, сколько самых разных вещей там навалено, напрочь забыл про все штабы. Охваченный азартом, приятель принялся рыться в ящиках, сундуках и чемоданах. Конечно, ничего ценного там не хранилось. На чердак сносили вещи, которыми уже никто не пользовался, в основном имущество маминых родителей. Но для Кольки весь этот старый хлам представлялся неизведанными сокровищами, которые он с энтузиазмом бросился разбирать. Сначала ничего интересного не попадалось, но потом на дне сундука с одеждой он нашел завернутый в тряпицу крест и сразу же объявил его своим. Мне самой крест нужен не был, но и разбрасываться семейным добром я не собиралась. Решив, что награда по справедливости принадлежит мне, выхватила её из рук дружка и сунула в карман. Возмущенный до глубины души приятель попробовал вернуть сокровище, но я решительно возражала и мотивировала это тем, что оно найдено в нашем доме, среди наших вещей. Николай же яростно доказывал, кто вещь откопал тот, значит, и имеет на неё все права. Сначала мы спорили на чердаке, потом спустились вниз, к общему мнению не пришли и слово за слово пререкания переросли в ссору. На шум выскочила сначала моя мама, потом прибежала тетя Сима, но разнять нас было невозможно. Каждый яростно отстаивал свою позицию и не желал слушать никаких доводов. Конец драке положило вмешательство Колькиного отца, но с приятелем мы не разговаривали дней десять.
Я тоже вспомнила эту историю и улыбнулась:
- Хоть и с большим опазданием, но дарю тебе его.
Колькины глазки превратились в щелочки и хитро блеснули. Помнится, они становились такими всякий раз, когда дружок проворачивал удачную, с его точки зрения, сделку. Именно этот блеск и убедил меня, что подарком я угодила.
Николай сунул крест в карман пиджака и предложил пройтись по зданию. Мы обошли сначала первый этаж, где была устроена приемная и кабинет хозяина, потом поднялись на второй. Я шла по коридору, заглядывала в комнаты и ничего не узнавала. Все было перепланировано, перестроено, перегорожено.
- Ну, как тебе? - спросил Николай.
На мой взгляд дом потерял былую прелесть и из старинного особняка превратился в офис средней руки. Однако приятель так гордился проделанной работой, что огорчить его не хватило духу и я, спрятав подальше собственное мнение, выразила восхищение:
- Великолепно! Просто великолепно! И как много людей у тебя работает! Ведь все эти кабинеты заняты, верно?
Слова были насквозь фальшивыми, но я надеялась, что друг не заметит моей неискренности. В конце концов, если не нравилось мне, вовсе не означало, что действительно было плохо. Просто у нас с ним представления о красоте разные, но отрицать, что он проделал гигантскую работу и вдохнул в старое здание новую жизни было невозможно. На мое счастье Николай принял слова за чистую монету и с довольным видом кивнул: