Он рассказал, что в последние два года увлекся штангой и татуировками, за что его семья издевается над ним и называет звездой Инстаграмм, хотя он там даже не зарегистрирован.
Я рассказала, как в пятом классе стащила у мамы перекись, потому что Наташка Фомина, натуральная блондинка, заявила мне, что я страшная, и мне хотелось доказать обратное. А потом и правда ходила страшная — с облезшей-то головой и торчащими во все стороны соломенными иголками.
Он поделился историей из детства про своего кота, которого они с братьями решили превратить в породистого, но вместо этого получилась такая жуть, что напугала соседку по лестничной площадке, та от неожиданности села, выпустив из рук два ведра, полных мусора — причем не слишком твердого — и весь оставшийся день им пришлось отмывать подъезд.
Я же рассмешила его историей про юбку, точнее, про ее отсутствие — однажды я так торопилась на экзамен в универе, что забыла ее надеть. И только когда залетела в аудиторию и скинула пальто, чтобы подойти к столу и взять билет, это обнаружила.
Профессор тоже…обнаружил.
— Уверен, ты получила отлично, — смеялся Антон. — Ноги у тебя потрясающие.
Мы задавали друг-другу всякие глупые вопросы и получали остроумные ответы.
И я чувствовала себя так, будто знаю его уже тысячу лет.
Пожалуй, только два вопроса у нас остались не отвеченными.
Это когда я ляпнула, чем же он таким занимается, что может позволить себе снимать и содержать огромный лофт с несколькими спальнями.
А он попытался уточнить, что я имела в виду, когда заявила ночью, что мой двадцать седьмой оказался самым офигенным — заявила, вырубилась и захрапела.
Еще два вопроса мы так и не решились задать.
«Что ты вообще делаешь в Лондоне?»
И «Как мне сделать так, чтобы ты меня не отпустил никуда?»
Мы гуляли. Лопали все подряд — ни он, ни я явно не сидели на диете.
Целовались как ненормальные, отчего у меня губы стали в два раза больше.
А потом он затащил меня в какой-то симпатичный магазинчик, где было все — от шуб убитых чебурашек до кружевного белья — и зажал там в примерочной. И чтобы мне не было стыдно перед насмешливой продавщицей, купил умопомрачительный лифчик, состоящий из нескольких ниточек, ярко-желтый свитер, такие же тени для глаз, а еще рваные джинсы и косуху.
И рюкзак, в который мы скинули все сувениры, покупка которых развернулась в промышленных масштабах.
Мы почти не отрывались друг от друга за ужином. А потом в такси, которое вел недовольный таксист — надеюсь, не тот же самый.
Мы так и зашли в дом — сплетенные в одно целое. И едва не рухнули на лестнице, ведущей наверх. А потом обоюдно решили, что на лестнице у нас еще не было.
Антон задрал мою юбку, отодвинул полоску белья и вошел в меня сразу двумя пальцами. И когда я выгибалась, стонала и била пятками по ступенькам, ловя болезненно-сладкое удовольствие, двигал ими со все возрастающим темпом, кусая за соски и выцеловывая шею, пока я не закричала и не задохнулась от нахлынувшего одуряюшего оргазма.
Потом мы поменялись местами. Он прилег на ступеньки, помог мне спустить его джинсы и, откинув голову, искренне и громко выругался, когда я начала насаживаться на него ртом, выцарапывая одной мне известные руны на бедрах и поглаживая почти невидимую дорожку волос.
А потом я оседлала его и медленно опустилась сверху с трудом сразу принимая внушительный размер, и принялась скакать, до искр из глаз и гортанных криков.
Мы насытились друг другом глубоко за полночь…
А в шесть утра я тихонько высвободилась из объятий крепко спящего мужчины, натянула обновки и выскользнула из дома. Пора было в аэропорт.
Я спросила у одинокого прохожего, где метро, и бодро зашагала в ту сторону, стараясь не разреветься и пытаясь убедить себя, что я все делаю правильно.
Хватит сказки. Лучше уж сейчас уйти, вот так, чем когда из моего тела вынут не только так долго спавшую страсть, но и сердце.
Потому что парад планет закончился.
И наши оси больше никогда не совпадут.
4
Треньк.
Я недовольно покосилась на телефон.
Надо бы отключить уведомления… А лучше снести программку сайта знакомств.
А еще лучше — выкинуть телефон на свалку. Растопить в кислоте. Закопать живьем вместе со всеми моими надеждами на лучшую жизнь… Потому что именно в нем было единственное напоминание о совершенно нереальной поездке.
Чуть смазанное селфи, на котором я и Антон кривляемся, сидя на сорок втором этаже лондонского небоскреба.