- Зачем?
Неловкая пауза на том конце: Стюарт Роумер, человек, которого она знать не знает, озадачен.
- Не сомневаюсь, ваш отец ответит вам лучше, чем я. Могу ли я передать ему, что вы приедете?
И снова она заколебалась: взрослая женщина, полностью отвечающая за свои поступки, если не хочет, может и не видеться с отцом - достаточно ответить отказом. Но оттолкнуть отца - значит подтвердить, что она, как и он, помнит зло, не хочет попытаться залечить многолетнюю рану. Ответь она сейчас отцу отказом, у нее больше не будет возможности что-то исправить. И хотя именно он повинен в том, что они не общались столько лет, он делает первый шаг навстречу - каковы бы ни были причины. Как может она отказаться от попытки наладить их взаимоотношения? Пусть ничего не получится, зато у нее останется сознание, что она сделала все возможное. Не стоит обманывать себя: их отношения никогда не станут близкими, теплыми. Но ведь она навеки отрезана от единственного родного человека - примириться с этим всегда было трудно.
- Хорошо, - сказала она. - Передайте, пожалуйста: в шесть не смогу, буду в половине седьмого. - И, по-детски потешив самолюбие, откинулась на диван, только теперь ощутив, что дрожит всем телом, только теперь осознав, что сделала.
Согласилась снова встретиться с отцом - в его владениях, без всякой поддержки, совершенно безоружная. И вдруг ей нестерпимо захотелось взять с собой Джека, чтобы он, как и много лет назад, был рядом. Но как попросить его об этом, она не знала.
***
Потрясением для нее было увидеть не дом - все эти годы она часто проезжала мимо и знала, что он ветшает, а отец не из тех, кто станет тратить деньги на столь бесполезную затею, как внешняя отделка, - а самого отца.
Джорджия изредка встречала его, и для нее уже не составляло секрета, что он сильно сдает. Знакомые в больнице сообщали ей о его посещениях врачей невропатолога, кардиолога, ревматолога, - и она радовалась: отец приходит лишь для обследований. Но она не видела его уже несколько месяцев и, когда он открыл перед ней дверь, поразилась: как постарел, осунулся за последнее время. И ее больно поразила мысль, что только теперь он позволяет ей узнать все это. При виде человека, которого когда-то любила и боялась больше всех на свете и который теперь стал немощным стариком, все у нее внутри перевернулось. Отец такой же человек, как все...
- Здравствуй, папа. - Голос ее прозвучал как у четырнадцатилетней девчонки.
- Джорджия, - только и ответил он. Увидев, что он застыл на месте и не приглашает ее войти, она переступила с ноги на ногу и с усилием проговорила:
- Давненько мы не виделись.
- Да, - кивнул он.
Она поняла: хочет заставить ее просить позволения войти в этот дом, который был когда-то ее домом. Сглотнув комок в горле, напомнила себе, что перед ней ее отец, и тихо произнесла:
- Ты не собираешься пригласить меня в дом?
Он шагнул в сторону, и, прежде чем он успел хлопнуть дверью у нее перед носом, она вошла. Внутри все в точности так, как тогда, когда она уезжала в колледж, даже запах тот же: пыль и остатки недоеденного ужина...
Странно, насколько четко такие вещи запечатлеваются в памяти: всего лишь повеяло старым, знакомым запахом - и она снова беспомощный, беззащитный подросток. И засомневалась: да правильно ли она поступила, придя в дом к отцу?
Тихий щелчок захлопнувшейся за спиной двери... Она вздрогнула, стремительно обернулась, охваченная желанием поскорее покончить со всем этим, и без обиняков спросила:
- Почему ты пожелал встретиться со мной? Он внимательно оглядел ее.
- Не лучше ли пройти в гостиную, сесть? Кофе хочешь?
- Нет, спасибо. Я предпочла бы перейти к делу.
- Ну а я сяду, мне уже нелегко долго стоять на ногах. Я теперь не тот, что прежде.
Она кивнула, гадая, нет ли в его словах скрытого смысла или он просто морочит ей голову... Никогда ей не удавалось проникнуть в его мысли. Так часто бывало: у отца на уме вот это, думала она, а он буквально оглушал ее неожиданным словом или поступком.
- Хорошо, - она направилась в гостиную, - я сяду, но вообще я ненадолго.
В доме было тепло, даже слишком тепло; она сняла куртку, закатала рукава пушистого свитера, устроилась на диване - именно здесь она сидела когда-то, выслушивая наставления отца, - и уставилась перед собой невидящим взором. Отец уселся в старинное кресло у камина - именно тут он сидел, делая ей выговоры. Некоторое время оба молчали.
Наконец Грегори Лавендер, убедившись, что дочь не предпримет первая никаких попыток начать разговор, вымолвил:
- Я так понял, что Джек Маккормик вернулся в Карлайл.
Джорджия, вскинув голову, смело встретилась с ним взглядом. Так вот почему отец позвал ее - не для того, чтобы выяснить наконец отношения с единственной дочерью, а потому, что Джек вернулся в город.
- Да, - спокойно ответила она, - это так. Он помолчал, сплел пальцы под подбородком.
- И ты, насколько мне известно, виделась с ним.
В груди у Джорджии вспыхнул огонь, разлился жаром по шее; она стиснула зубы - ей уже не четырнадцать лет, и она может делать что хочет, встречаться с кем ей угодно.
- Хотя тебя это никак не должно касаться - да, виделась.
Уронив руки на колени, Грегори Лавендер небрежно закинул ногу на ногу, продолжая спокойно разглядывать дочь.
- До меня даже дошло, что сегодня ты почти весь день провела в его номере.
Она пулей вскочила с дивана, сунула, не сказав ни слова, руки в рукава куртки, вытащила из-под воротника волосы и направилась к двери. Не станет она сидеть и слушать, как ее отчитывают за встречу с Джеком. Она не ребенок, черт возьми, и не обязана перед ним оправдываться!
Не было ничего дурного в ее встречах с Джеком Маккормиком двадцать лет назад, и сейчас нет ничего плохого. Если отец решил вернуть ее под свой каблук, его ждет жестокое разочарование. Она подошла уже к двери, почти покинула отцовский дом, но голос Грегори Лавендера остановил ее:
- С годами у тебя появился характер. Стремительно обернувшись, она сверкнула взглядом, ледяным тоном ответила: