Это продолжалось и продолжалось - изысканная пытка: расслабиться в тот момент, когда все внутри него сжималось от желания. Пока они целовались, жар нарастал - в губах, под кожей, в пустом зуде ладоней. Ему хотелось прикоснуться к Тому, но он заставил себя не делать этого. Ему хотелось углубить поцелуй, но он сопротивлялся. Он хотел позволить себе издавать звуки, задыхаться, как того требовало его тело, но смутно помнил, что не должен был этого делать. Он не мог вспомнить почему.
Вскоре все тело Клэя затрепетало, мозг перевернулся, а руки затряслись. Том что-то бормотал Клэю в рот, но Клэй не мог разобрать его слов, пока рука Тома не прижалась к его шее. "Мы должны, - бормотал Том, - никто больше не должен знать, и это будет хорошо, так хорошо, Клэй, давай, это поможет нам сохранить рассудок, никто не должен знать..."
Плохая идея. Плохая идея, плохая идея, твердил голос в голове Клэя, но голос звучал одурманенно и рассеянно, когда Том подползал все ближе и ближе к нему, их колени соприкасались, а руки Клэя каким-то образом уже оказались в волосах Тома. И действительно, разве не так было всегда - не только с того дня, когда Том прижал Клэя к стене, но и до этого, когда Том был высокомерным засранцем, чьи темные глаза и мягкая кожа преследовали мечты Клэя? Когда он хотел этого так долго - прежде чем он даже понял, что хочет этого - как он мог сопротивляться?
Том повис на шее Клэя и вливал свои слова в его рот между поцелуями, которые становились все длиннее и глубже, пока, наконец, Клэй не толкнул его обратно на диван и не забрался на него сверху.
Они целовались безудержно, влажно и глубоко, их запреты полностью исчезли. Том потянулся вверх, чтобы стянуть с Клэя футболку, а Клэй вытащил рубашку Тома из брюк, просунул две руки под нее, чтобы добраться до голой кожи, и прижался к шее Тома, хотя воротничок и галстук все еще мешали. Их руки сталкивались и путались, когда они оба пытались раздеть Тома одновременно, Том расстегивал пуговицы рубашки, а Клэй чуть не задушил Тома, пытаясь снять с него галстук. Диван скрипел, когда они двигались, единственными звуками были разочарованное ворчание и судорожное дыхание.
Вскоре Клэй уже отбивал руки Тома, чтобы спустить рычаг вниз по телу Тома. Он потянул за пуговицу своих брюк и спустил молнию, затем взглянул на Тома, который покраснел и задыхался. "Это нормально?" спросил Клэй неровно.
"Да. Да, да", - сказал Том, яростно кивая, - "Да".
Член Тома был таким же аппетитным, как и весь он, толстый, горячий и совершенный. Клэй сделал несколько нежных, ознакомительных поглаживаний, взволнованный удивленным шипением Тома и его удовольствием. Он жарко дышал на головку и вылизывал ее, пробуя на вкус. Том застонал, и Клэй сразу же перестал медлить. Он заглотил Тома так глубоко, как только мог, прижал ладони к бедрам Тома и вошел в него.
Том задыхался, его спина выгнулась, глаза закрылись, как от боли. С точки зрения Клэя он представлял собой невыносимо горячую картину: он извивался и корчился от удовольствия, его рубашка была распахнута, а нижняя рубашка уже намокла от пота. Клэй застонал и сильно засосал, наслаждаясь горячей тяжестью Тома на своем языке. Пальцы Тома зарылись в волосы Клэя, а он издавал сдавленные, недоверчивые звуки, пытаясь заглушить их другой рукой. Клэй снова застонал, не в силах остановить себя от ударов о диван. Он провел ногтями по бедрам Тома, провел языком по его длине и прижал бедра Тома, когда тот выгнулся. Пальцы Тома прижались к его коже, отчаянно впиваясь в нее. Клэй не хотел, чтобы это заканчивалось.
"Клэй...", - задыхался Том, содрогаясь. "Я собираюсь..."
Клэй успел только удивиться, что Том соблюдает сексуальный этикет, и тут же кончил. Он восторженно наблюдал, как Том кричал и дергался, держа горло свободным, чтобы легко глотать. Он дал ему достаточно времени, чтобы кончить, затем отстранился и вытер губы, пока Том лежал и перезагружался.
Клэй присел на диван, задыхаясь. Он был невероятно тверд, так возбужден, что едва мог видеть прямо, но он не хотел думать о том, что будет дальше. В голове крутились воспоминания о великолепных, полных спазмах тела Тома, когда он кончал, о его приторном вкусе и сладкой боли в челюсти Клэя.
Но его возбуждение граничило с трепетом. Ведь в том, что Том кончил, была какая-то безопасность. Это было весело, это был горячий, как ад, вызов, которому Клэй был готов потакать - возможно, даже то, чего он жаждал дольше, чем хотел признать. Его влюбленность в Тома всегда была боготворимой, поэтому он не чувствовал стыда за то, что поклонялся ему. Это было похоже на доказательство собственной правоты.
Но прикосновение Тома к нему было бы совсем другим. Клэй не мог себя контролировать. Он чувствовал себя шатким, как карточный домик, который рассыплется от одного прикосновения пальцев Тома. От его бдительности не осталось бы и следа.
Он подумал, не встанет ли Том и не уйдет, даже не попытавшись ответить взаимностью. В этом было бы какое-то холодное, предсказуемое облегчение. Даже представить, что Том протянет руку, чтобы прикоснуться к нему, было слишком похоже на признание в чем-то.
Том моргнул, когда сел, не пытаясь скрыть вялость в глазах. Клэй почувствовал, что его дыхание сбилось. Том чмокнул губами и положил руку на диван рядом с плечом Клэя, но не торопил его, не давил. Он придвинулся ближе, словно ему действительно было холодно и он искал тепла, и начал целовать висок Клэя, его щеку. Его дыхание проникало в ухо Клэя, теплое и влажное. Он был весь такой мягкий, соблазнительно-сладкий, когда кончил, провел рукой по телу Клэя и пробормотал: "Хм. Это выглядит болезненно. Позволь мне помочь".
При первом прикосновении руки Тома к его члену через тонкую ткань пижамы, Клэй задыхался, словно умирал. "Позволь мне", - повторил Том, и тепло залило лицо Клэя, все его тело. Тяжесть взгляда Тома на нем была слишком велика, поэтому он уткнулся лицом в его шею и заскулил, кивая "да, пожалуйста". Том лизнул руку, засунул ее под пояс брюк Клэя и, слава богу, не стал дурачиться или дразнить - он крепко обхватил Клэя и сделал это быстро, давая ему все, что нужно. Клэй издавал неловкие звуки в горло Тома, вдыхал его запах и так сильно сжимал его бедро, что, вероятно, оставил следы.
Его оргазм был таким же раскаленным и всеобъемлющим, как он и предполагал. Он оставил его в оцепенении, прижавшись к Тому. С таким же успехом он мог бы обнимать его. Это было ужасно унизительно, но, несомненно, умиротворяюще. Он дрейфовал.
Потом Том сказал, его голос был обветренным, но непринужденным: "Видишь? Теперь мы больше не напряжены".
Клэй отстранился и посмотрел на него. У Тома было его лицо консультанта, пустой приветливый взгляд, который говорил: "Не волнуйся, все это не имеет значения". Клэй видел его в офисе сотни раз - это было стандартное состояние Тома, но все равно было шокирующе видеть его здесь, сейчас, когда его кожа все еще холодела от пота, а на брюках засохли пятна от пота.
Клэй уставился на него, и Том выдержал его взгляд. Его ответ на невысказанный вопрос Клэя был ясен.
Затем Том опустил взгляд на свою руку. "Ну и гадость", - пожаловался он и встал с дивана, направляясь в ванную.
Клэя все еще покалывало. Он чувствовал себя изможденным и выжатым в лучшем смысле этого слова. Но тот страх, который он ощущал раньше, поселился в его костях, тихий ужас, который прогнал дымку после оргазма.
21
Это продолжалось.
Это было, буквально, именно то, чего Клэй боялся. Он трахнул Тома, и это было даже лучше, чем он ожидал, и теперь не было никакой возможности, чтобы все это не закончилось дерьмом. Том был "белым ходоком" в отношениях - он мог действовать по шаблону, но эмоционально он был гниющим трупом. Он ясно дал понять, что рассматривает член Клэя как свой личный мячик для снятия стресса, а самого Клэя - не более чем как приятного приятеля. Не было никого, кто был бы менее достоин сексуальной эмоциональной связи, чем Том, и никого, кто был бы более готов ее получить в любом случае - с его пьянящей улыбкой, его упоительно совершенным телом и его легким обаянием. Клэй знал, что встречаться с Томом было плохой идеей до того, как они это сделали, и он знал, что было плохой идеей продолжать делать это сейчас.