Конюх привел лошадь, и Кинкейд, достав из кармана маленький овальный портрет матери и дневник Маргарет, спрятал их в кожаную сумку, притороченную к седлу. Вскочив на лошадь, он поскакал по дороге, ведущей к подножию холма, на котором возвышался замок Ратледж. Там, внизу, у леса, где раскинулась небольшая деревня, находилась фамильная церковь Ратледж, куда Кинкейда в детстве водили на воскресную службу, а за ней — церковный двор, где похоронена его мать.
Кинкейд слез с лошади, привязал ее к дереву и направился на небольшой церковный двор. Вот они — старые могилы с потрескавшимися от времени надгробиями. Тихий скрипучий голос позвал его:
— Джеймс?
Кинкейд от неожиданности вздрогнул. Что за чертовщина? Сегодня весь день его преследуют тени прошлого…
Около могилы, держась рукой за металлическую ограду, стояла старая женщина с морщинистым лицом и усталыми, выцветшими глазами. Кинкейд торопливо подошел к ней и увидел у нее на шее на толстой нитке головку чеснока.
— Джеймс? — повторила старуха. — Ты ли это?
— Мевис! — воскликнул Кинкейд.
Старуха кивнула и улыбнулась, обнажив беззубый рот.
— Вот уже не думала, что когда-нибудь встречу тебя снова, Джеймс.
Мевис была повивальной бабкой замка Ратледж и помогала появиться на свет нескольким поколениям его обитателей, в том числе и Кинкейду.
«Сколько же ей лет? — подумал Кинкейд. — По-моему, она живет на свете столько же, сколько существует замок Ратледж!»
— Мевис, как я рад тебя видеть! — Он обнял старую женщину за худые сгорбленные плечи. — Как твое здоровье?
— Пока не жалуюсь, — усмехнулась она. — Заботы не отпускают на тот свет.
— А что ты делаешь на кладбище?
— Как что? Ухаживаю за могилами.
— Но ведь тебе, наверное, это тяжело, Мевис?
Старуха пожала плечами.
— Пока справляюсь.
Кинкейд, почувствовав неловкость, смущенно произнес:
— Я велю слугам замка приходить сюда и помогать тебе. Столько могил вокруг, а ты одна за ними ухаживаешь!
Он пошел от повивальной бабки по кладбищу, разглядывая надписи на надгробиях. За оградой он увидел маленький холмик, на котором лежали первые весенние полевые цветы.
— Мевис! — крикнул Кинкейд. — Чья эта маленькая могилка?
Повивальная бабка, кряхтя, подошла к Кинкейду.
— Это могилка последнего сына Филипа, — тихо ответила она.
Кинкейд почувствовал сильное волнение.
— Здесь похоронен… сын Маргарет? Но… почему могила находится за оградой церковного двора? — озадаченно спросил он.
На сморщенном лице Мевис появилось неодобрительное выражение.
— Ваш дядюшка, граф Ратледж, не разрешил похоронить его на кладбище, — процедила она. — Сказал, что он недостоин лежать рядом с другими членами семейства. Выкинь, говорит, Мевис, его на съедение волкам! Я сама выкопала эту могилку, похоронила его… Если бы ты знал, Джеймс, как долго мне пришлось уговаривать нашего викария, чтобы он втайне от графа прочел над могилой заупокойную молитву!
Кинкейд еще раз убедился, что поступил правильно, не задержавшись в замке даже на день. Он еще раз взглянул на маленький холмик со скромными весенними цветами и спросил повивальную бабку:
— Мевис, а почему на могилке нет таблички с именем ребенка?
Старуха замялась.
— Так получилось. Его мать не успела дать ему имя.
Некоторое время они оба молчали, напряженно вслушиваясь в тишину, царившую на кладбищенском дворе, и каждый думал о своем. Кинкейду очень хотелось расспросить повивальную бабку об убийстве отца, но он не решился. Вряд ли она ответит на его вопросы, да и слишком стара, чтобы держать в памяти все события, происходившие в замке Ратледж.
Наконец старуха нарушила долгое молчание.
— Рада, что перед смертью повидала тебя, сынок, — произнесла она скрипучим голосом и робко дотронулась до руки Кинкейда.
— Я тоже рад был встретить тебя в добром здравии, — искренне ответил он.
— Ты уезжаешь?
— Да, Мевис. Я приехал на кладбище поклониться могиле матери. Сейчас навещу ее и отправлюсь домой, в Лондон.
— Будь счастлив, Джеймс!
— Прощай, Мевис!
Кинкейд помахал ей и быстрым шагом направился к могиле своей матери.
Когда наступил вечер и сгустились сумерки, к прачечной Сэйти подъехал экипаж с Мэг и Монти. Мэг, закрыв лицо густой вуалью, поспешила в помещение, а Монти остался ждать ее в экипаже. Теперь, после того как ей чудом удалось сбежать от графа с королевской биржи, Мэг выходила на улицу лишь поздним вечером и только в случае крайней необходимости.