— Вы будете любить меня? — тихо повторила она. — Но вы же совсем меня не знаете, Кинкейд. — Вы… вы не можете полюбить меня.
— Откуда вам понять, что у меня на сердце? — И он прижал ее руку к своей груди. — Слышите, как оно бьется? Вы уже живете в нем!
Мэг усмехнулась и отдернула руку.
— Я не верю вам, Кинкейд. Как вы можете полюбить меня, не представляя, кто я и откуда и как оказалась на дороге. Вы хотите от меня того же, что все мужчины хотят от женщин!
Мэг говорила искренне, понимая, что права.
— Нет, вы не должны так говорить! — ответил он и со стуком поставил кружку на стол. В его глазах вспыхнули озорные огоньки. — Я могу мечтать о чем угодно, в том числе и о том, как заняться с вами любовью. Но разве я хоть намеком оскорбил вас? Хотя не отказался бы провести с вами ночь…
«Заняться любовью», — мысленно повторила Мэг его слова. Странно, но они ничуть не обидели ее, напротив, показались ей естественными. Разве можно назвать то принудительное исполнение супружеского долга с Филипом любовью?
— Но я хочу, чтобы вы оставались честной женщиной, — вдруг донесся до нее голос ее спутника.
— Что вы сказали? — рассеянно спросила Мэг.
— Я сказал, что мечтаю вас сделать своей, но не хочу торопить события, — медленно произнес Кинкейд. Он откинулся на спинку деревянной скамьи и скрестил руки на груди. Его лицо стало серьезным.
— Я намерен жениться на вас, Мэг, — тихо сказал Кинкейд. — Я мечтаю, чтобы вы стали моей женой, я хочу заботиться о вас до конца своих дней. У нас будет много детей.
Слезы хлынули из глаз Мэг, и перед ее глазами промелькнуло мертвое личико ее новорожденного.
— Прошу вас, ничего не говорите, — прошептала она.
— Но это правда, Мэг, — продолжал Кинкейд. — Я люблю вас. Я влюбился в вас с первого взгляда, еще тогда, когда нашел вас на пустынной дороге.
Мэг вытерла слезы и плотно запахнула шерстяной плащ.
— Пожалуйста, не говорите ничего больше. Вы ведь даже не представляете, что я сделала.
— Ошибаетесь, я знаю вас лучше, чем вам кажется. — Кинкейд пристально на нее посмотрел, и Мэг показалось, что он заглянул ей в душу. Она невольно поежилась от его проницательного взгляда.
— Давайте вернемся в нашу камеру, — попросила она. — Пожалуйста, отведите меня туда, я очень устала.
Она резко встала из-за стола, избегая его прикосновения. В глубине души Мэг не могла не признаться себе в том, что ей приятно, когда он берет ее за руку.
— Пожалуйста, — тихо повторила она. — Пойдемте. Я должна отдохнуть.
Кинкейд медленно поднялся из-за стола и взял ее под руку.
— Конечно. Только не думайте, что наш разговор окончен. Мы обязательно продолжим его позднее.
Кинкейд торопливыми шагами мерил выстланный каменными плитами тюремный двор и вспоминал недавний разговор с Мэг. Стояла тихая морозная ночь, яркий свет полной луны освещал каменные стены двора и такой же пол. На небе холодно, загадочным голубым светом поблескивали звезды, и он невольно любовался их таинственным мерцанием. Почему-то всегда в это время он думал о Боге, который знает о людских помыслах все… «Я намерен жениться на вас. У нас будут дети», — назойливо бились в ушы Кинкейда его же собственные слова.
«Не могу поверить, что я их произнес. — Он шагал от одной стены до другой и обратно. — Какой же я глупец! — Он хлопнул себя ладонью по лбу. — Разве такие леди, как Мэг, покупаются на подобные страстные речи?»
А в том, что она дама благородного происхождения, он не сомневался ни минуты. Во всем облике Мэг чувствовалась порода, благородство и изящество. Дамы ее круга привыкли к цветистым комплиментам, постоянному восхищению и поклонению. Разве можно заслужить ее внимание громкими фразами о замужестве и детях, да и где: в тюрьме для преступников!
Кинкейд тяжело вздохнул не в силах отыскать разумного объяснения своему недавнему поступку. Никогда прежде женщины не привлекали его так сильно, как Мэг. За свою жизнь он познал многих — от герцогинь до уличных девок, но ни с одной из них он не вел себя так глупо и неуверенно.
Мэг… Мэг. Он влюбился в нее сразу, с первого взгляда. Она такая красивая, женственная, загадочная и вместе с тем обладает волевым характером, умом и проницательностью.
Кинкейд дошел до высокой каменной стены и, резко повернувшись, зашагал обратно. Он догадывался, что Мэг совершила какое-то тяжкое преступление, но не мог заставить себя поверить в то, что это возможно. Впрочем, ее прошлая жизнь ни в коей мере не волновала Кинкейда. Он воспринимал Мэг такой, какой он ее видел и чувствовал, — воспитанной, рассудительной и прелестной женщиной.