Она подняла на него глаза и улыбнулась.
Они находились в тюрьме почти неделю, и Мэг постоянно чувствовала его заботу и внимание. Что бы она без него делала? Об этом было страшно подумать.
Иногда Мэг сравнивала пребывание в Ньюгейте со своей прошлой жизнью в замке Ратледж. Там о ней заботились лишь слуги, да и то по обязанности, а здесь, в тюрьме, ее существование скрашивал Кинкейд. Он приносил еду, покупал все необходимое и как мог поддерживал в ней силу духа.
Он объяснил Мэг, уже в первые дни, что здесь за все надо платить, если в состоянии создать себе приемлемые условия существования. Люди, работающие в Ньюгейте, жадны до денег и требуют их за самую незначительную услугу. И Кинкейд, как мог, старался обеспечить Мэг более или менее сносную жизнь. К ним приходила прачка, один тюремщик приносил еду из таверны на Холборн-стрит, а другой — дрова для очага. Кинкейд также платил за так называемую отдельную комнату и еще за множество мелких услуг.
Мэг каждый раз благодарила его за заботу, ее признательность была искренней, но временами ей казалось, что, возможно, его безупречное отношение к ней продиктовано лишь виной за случившееся в ту роковую ночь на безлюдной дороге.
— Спасибо, я не голодна, — запоздало поблагодарила она, взглянув на капитана Скарлета.
— Дорогая, вы все же не Божья пташка. Я разговаривал с миссис Чандлер, повивальной бабкой из крыла Ньюгейта, где сидят должники. Она советует вам есть побольше мяса, печени и кровяной колбасы, чтобы восстановиться после родов.
— Я не люблю ни кровяную колбасу, ни печень.
— А что вы любите? Может быть, баранину или мясо куропатки? Не стесняйтесь, скажите, я схожу в таверну при тюрьме и принесу вам.
Мэг видела, что Кинкейда искренне беспокоит ее здоровье, но поверить в его бескорыстие не могла. Никто из обитателей замка Ратледж никогда без выгоды для себя не проявлял даже видимости дружеского участия.
— Я часто думаю о вас, Кинкейд, — тихо сказала Мэг. — Я не понимаю, почему вы все это делаете для меня. Я ведь чужой для вас человек.
Кинкейд продолжал невозмутимо намазывать масло на хлеб.
— Я уже много раз говорил вам. Вы мне нравитесь, — ответил он, не глядя на Мэг.
Она подошла к каменному очагу и протянула над огнем руки. В окно задувал холодный зимний ветер.
— Но вы же совсем меня не знаете, — возразила Мэг.
Кинкейд поднял голову.
— Так помогите мне. Расскажите о своем детстве, привычках, интересах… Например, какой подарок вы получили на прошлое Рождество? Или сколько родинок у вас под правой коленкой?
Слова и тон, каким Кинкейд их произнес, не понравились Мэг. Она вскинула голову и холодно изрекла:
— Я попросила бы вас, сэр, не забываться и соблюдать приличия.
Он усмехнулся.
— Не хотите рассказывать — не надо, я не настаиваю.
Мэг подумала, что ей не следует ни при каких обстоятельствах откровенничать с этим человеком. Кто он? Грабитель, разбойник с большой дороги, с которым она волею случая оказалась в Лондоне. Именно из-за него она попала в тюрьму, и неизвестно, удастся ли ей выкарабкаться отсюда! А выбраться необходимо, она должна затеряться в огромном городе, чтобы граф Ратледж не сумел ее отыскать.
— Сэр… — начала она, но капитан Скарлет ее перебил:
— Только по имени. Надеюсь, вы не забыли, что меня зовут Кинкейд? Я не джентльмен и не прошу к себе столь почтительного обращения, как «сэр».
— Кинкейд, — повторила Мэг и поближе подошла к каменному очагу.
В комнате было очень холодно, и из щелей в полу сильно дуло. Мэг снова мысленно, в который раз, поблагодарила Кинкейда за то, что он купил для нее всю необходимую одежду: платье и нижнее белье. Конечно, она была не столь изысканна и нарядна, к какой она привыкла, но Мэг радовалась и ей. Она наверняка обошлась ему так же дорого, как наряд на прием к королю.
Она вытянула руки над огнем и почувствовала, как ее охватывает тепло.
— Кинкейд, я не хотела бы, чтобы вы позволяли себе вольности, — попросила Мэг.
Он пожал плечами.
— Не забывайте, Мэг, мы делим с вами одну тюремную камеру. Мы живем с вами почти, — он сделал ударение на этом слове, — как муж с женой. Нравится вам это или нет, но наши отношения просто не могут быть другими. Хорошо, пусть не фамильярными, но откровенными и дружескими.
— Вы сказали, что не джентльмен, а рассуждаете как он, — заметила Мэг.
— Правда? Не может быть! — лукаво улыбнулся Кинкейд и, вытерев льняной салфеткой губы, добавил: — Вы льстите мне, красавица.
К Мэг возвращалось хорошее настроение, она снова обретала умение радоваться!