Он рывком вышел из меня, подхватил под попу, так и не опуская на пол, опять поцеловал жадно, я с наслаждением слизала кровь с прокушенной губы, и понес в глубь дома.
Опять целуя по пути, опять заводясь, стискивая все сильнее.
Надо ли говорить, что до кровати мы добрались не сразу? Надо ли говорить, что я окончательно отключила такую ненужную мне этой ночью мыслительную функцию?
Потому что все происходило не по моей инициативе. Но уже по моему желанию. И смысла думать не было. Никакого.
Мы не разговаривали. Абсолютно. Кроме тех грязных словечек, которые он употреблял, командуя в постели. Кроме моего сначала еле слышного шепота, становящихся все громче стонов, прерывистых вздохов. Я, оказывается, очень шумная, когда распаляюсь. Я и не знала. И отвязная. Потому что не противилась ничему. Он хотел, я соглашалась. Хотя в тот момент уже понимала на каком-то глубинном уровне, что могу и отказаться. Переключить на другое. Но не хотела. Мне все нравилось. И руки, припечатанные тяжелой жесткой ладонью над головой, и жестокие шлепки по нежной коже, и грубые перехваты запястий и прикусывания плеч… Все, вот все, что он делал со мной. Зверь. Мучитель. Носорог, блин.
Теперь, сидя в такси, неподвластная его тяжелому влиянию, я понимала, что это просто такая защитная реакция. На насилие. На жестокость. На грубость. Опять же, из глубин веков пришедшая, атавизм, бля. Да, мама, я знаю, что я плохая девочка, прошу, отвернись, не смотри на меня. И надеюсь, что ночью ты тоже не смотрела. Очень на это надеюсь.
Я вышла из машины и прошлепала в подъезд.
И, глядя в хитрые глаза сестры, которая и в самом деле уже проснулась и ждала меня с кружкой кофе и очень понимающим выражением лица, я только вздох подавила.
7
Паша Носорог
Носорог швырнул бумаги в угол, хотя очень сильно хотел в другое место. Например, в испуганную рожу финдиректора.
Но сдержался. Чего-то он слишком много сдерживается в последнее время. Зато потом срывается. И только пострадавших по углам собирай… Ошметками…
Но надо, надо. Нельзя уже, как раньше, просто, без разговоров уебать с ноги второго человека в холдинге.
Головастого, на самом деле, мужика. Очень умного. Гениального даже. До тупости.
Сигареты, долгий затяг, выдох.
В сущности, он даже не сильно виноват.
Никто ему не объяснил в его… Где он там образовывался? Короче, в его понтовой иностранной лошарне особенностей ведения русского бизнеса.
И того, что здесь, бля, не Москва.
И что все серьезные разговоры по-прежнему ведутся не в кабинетах.
— Ладно. Вася. Ладно.
— Павел Сергеевич… Там еще не все… Там еще можно…
— Нахуй иди.
Вася не заставил себя упрашивать. Побежал просто. Нечасто увидишь, как с такой готовностью идут нахуй…
Паша проводил его прищуренным взглядом. Развернулся в кресле, к огромному панорамному окну. Посидел. Подумал. Надо решать вопрос с новой площадкой для строительства, что так бездарно проебал Вася. Он не виноват. Он привык все по-нормальному делать. По закону. А надо по-правильному. По-местному. Достал телефон.
— Бать, где лазишь?
Начальник охраны буркнул, что уже поднимается.
Ну хоть кто-то что-то делает…
Паша потянулся, чувствуя приятную такую расслабуху в теле. Да, давно он так не кувыркался. Надо же, только под утро придремал. Уработала его блондиночка. Нечаянная лифтовая радость. Жаль, умотала утром. Ну ничего, ничего…
В дверь без стука вломился Батя, здоровенный бритоголовый мужик, старше самого Паши на пять лет, но выглядящий на полновесный полтинник. Хороший такой, рабочий полтинник. Тяжеловесный и опасный. В строгом костюме, со свободным кроем пиджака.
Уселся напротив, спросил взглядом разрешения, прикурил.
Помолчали. Паша курил, глядел на своего начальника охраны. Внешне очень спокойно и дружелюбно.
И Батя знал, что скрывается за этим спокойствием.
И на всякий случай отъехал вместе с креслом подальше.
— Да ты вообще за дверь выкатись, — насмешливо сказал Паша.
— Короче, там все сложно. — Сразу же выдал Батя, сунул сигарету в перельницу и показательно придвинулся к столу.
Типа, бесстрашный, бля.
— Там земля Вовы Черного была. А потом ее московский хуй выкупил. Официально. А Вова ее себе как пенсионный фонд приберегал.
— Пенсионер, хуле, — усмехнулся Паша.
— Ага… Короче говоря, Москва приехала, посадила своего казачка. Все вроде тихо было. А потом Вова решил, что это все неправильно. И полез обратно. Хотя бабки получил. И теперь там хер знает, что творится. Вова вроде как нихера не получал, а по документам получил. Москва не отдает это место. А Вова воевать готовится. И не надо бы лезть. Пусть сами бы разбирались.