— Я совсем забыла, что с этой стороны Невы гораздо глубже. Ну, ничего, сейчас пройдет, — носовым платком она почти без всякого нажима протирала ссадины на моем лице.
Судя по объему и продолжительности работы — их хватало. Света в помещении было очень мало. Похоже, что мы находились в большой каменной пещере, а вот где был источник света, я определиться не мог. Перехватив мой ищущий взгляд, Кастилия прокомментировала:
— Этот свет идет от нижних слоев воды. Вначале она ослабляет солнечный свет, а внизу включаются совсем другие механизмы. Не думай ты о своей физике.
Только сейчас я понял, что сижу на гигантском валуне, верхняя плоская часть которого выступает над поверхностью пола. Кастилия опять склонилась надо мною. Боль уже начала отходить, и теперь я был в состоянии думать не только о ней.
Наверное, это глупо, но даже в этом, более чем скромном, свете я различал открывающееся пространство за Катиной блузкой. В нем достаточно мило расположилась упругая грудь. Видимо это обстоятельство вызвало мое непреднамеренное движение, вызванное стремлением расположиться поудобнее. Но по быстро изменившемуся выражению женских глаз я понял, что пойман с поличным. Вы знаете, в жизни встречается множество женщин, которые когда нарочно, а когда непреднамеренно позволяют разглядывать себя. Главное, что никто из них никогда не делает из этого трагедию. Но, по-моему, в отличие от них и именно в этот раз Катя очень рассердилась. Она приподнялась, огляделась кругом и резко предложила:
— Пошли!
Прямо на выходе из приютившей нас камеры в разные стороны разбегались лучи галерей и коридоров. Они были разной формы: круглые, овальные, прямоугольные и даже почти треугольные, а их размеры трудно поддавались представлению. Этому мешало ещё и то, что они переливались, сверкали искрами, а в их объемах висели перья тумана.
Появившийся перед нами неширокий провал ограничивался слева и справа достаточно широкими карнизами со скользким каменным покрытием. А Катя аккуратно придерживала меня под руку. Совсем так, как придерживают мужчины женщин на высоких каблуках.
— Там, внизу, очень и очень глубоко. Туда никто не ходит. Там живет только мрак, — Катя говорила серьезно и с явной озабоченностью. — Если не хочешь составить ему компанию, иди аккуратнее.
За провалом я пошел, вытянув перед собою руки, но никаких проемов, проходов и отверстий не находил. Я обернулся:
— Катя?
Почему я перешел с Кастилии на Катю? Может, в этой ситуации мне хочется больше ей доверять? А может просто так короче. Но, в любом случае, ее рядом не было. Я уже собирался бежать по карнизу обратно, когда услышал женский голос из-за стены:
— Иди сюда.
Я пошел вперед и налетел головой на выступ, и сразу раздалось нетерпеливое указание:
— Правее!
Ну и что там правее. Такая же шишка на лбу? Или даже больше? Непонятно как я проскочил в узкий земляной коридор, по стенам которого сочилась вода. Метров через тридцать стало заметно светлее. Еще немного и мы попадали в приличный по размерам зал, почти эллипсоидной формы. По его краям кто-то сидел, впрочем, я совсем не понял, кто это. Просто прозрачные существа в плащах с лицами, скрытыми опущенными капюшонами. Я толкаю Катю предплечьем, но со мною, рядом, то же — что-то светящееся, только одетое как раньше — в блузку и джинсы. Я протягиваю свою руку — она также прозрачная. Меня охватывает ужас — во что я превращаюсь?
— Это не ты! Это появляется твоя легенда. Чувствуешь, сладковатый запах жареных яблок появился. Так тут всегда, — Катя потянула меня в сторону.
— А чья же это рука?
— Просто ты ее видишь, а твоя настоящая — в темноте. И хватит пороть истерику. Видишь, они просто сидят. Легенда не меняется сама по себе. Она никому и ничем не мешает. Но если на земле кто-то из ученых, литераторов или политиков начнет спорить, то легенды могут превращаться в неуспокоенные. Они начинают волноваться, бегать по коридорам и даже преследовать одиноких прохожих или другие легенды.
— Какие могут быть прохожие в этом месте. Здесь только идиоты, вроде нас с тобою, ходят. Или политикам не хватает места наверху?