И безапелляционно и сухо добавил:
— И я не мужчина. Я просто живу здесь. Мне безразличны трения и споры. Если я кого-нибудь полюблю — я исчезну. Выйти отсюда вы сможете только сами. А мне хорошо в любом случае.
Не солоно хлебавши, мы двинулись дальше. Хотя если сказать ближе, то это тоже правильно. А потом мы столкнулись с ней — по земле ползла и стонала девушка в крови. Причем жидкость буквально хлестала из страшных ран. По моим прикидкам девушка давно должна была стать полностью бескровной. Но этого не происходило — она продолжала стонать, но ползти вперед. К ней я и направился.
— Вам помочь?
— Чем вы сможете помочь? Я когда-то была легендой, но когда я узнала, что нас ждет, то я пришла в ужас и теперь постоянно умираю. Умираю и не могу умереть, потому, что я такая же легенда. Что может помочь? Когда-то среди нас жила одна чудесная легенда о брошенном в невские воды, не помню, то ли кольце, то ли чем-то другом. Она всегда повторяла, что этот предмет может спасти наш мир. Спасем наш мир — спасется и ваш.
— А что это и где найти эту легенду?
— Напрасно будете искать. Говорят, что её несколько недель назад съели, может легенды покрупнее, а может и кто другой. Вытрясти из них что-то — очень сложно.
— А как их найти?
— Все эти легендоеды любят щекотать себе нервы в отсеке, где водятся непонятные существа. Хотите вкусить их общество — идите по этому коридору.
В опасном отсеке
Коридор или проход оказался очень длинным. Я даже не знаю, сколько километров мы прошли. Наконец из конца коридора мы почувствовали явный запах жареного мяса, может быть даже шашлыков. Мы переглянулись. Точнее эта фраза относится только ко мне. Катя просто повернулась ко мне и призывно мяукнула. А не то ли это место, где людей ловят и потом жарят? Мы непроизвольно замедляемся на подходе к страшному месту.
Не может быть! Это же настоящий кабак. Никаких легенд здесь и быть не может. В полном нашем представлении. Жалко Гоголя нет. Только его перо могло описать картину, развернувшуюся прямо перед нами. Несколько коридоров сходились вместе и превращались в почти круглый зал, посредине которого стояла колонна, утыканная то ли отдельными огоньками, то ли свечками. Вокруг нее стояли стойки и даже стулья. А вот за ними сидели существа, вряд ли созданные воображением людей.
Боюсь, один их вид заставил меня резко затормозить, поднять и гораздо сильнее, чем необходимо, прижать Катю к себе. Видимо ей стало больно, потому, что она негромко зарычала и начала вырываться из моих клешней. Ее возмущенное мяуканье заставило затихнуть гул, стоящий над столами, и десятки морд разного калибра, оскала и даже цвета развернулись в нашу сторону. Мне сразу представилось, как эта клыкасто-глазастая свора бросается в нашу сторону. Но на нас просто смотрели сверкающие глаза. Потом выделилась фигура, которую я сразу назвал кабаном. Хотя, пожалуй, от кабана в нем было только длинное вытянутое рыло, заросшее неприятной черно-седоватой щетиной.
— Ну, — оказалось, что рыло обладает познаниями в человеческом языке. Я уже хотел надерзить, типа не нукай, не запряг. Но меня опередила Катя. На чистом русском языке она произнесла:
— Помогите, я вас очень прошу. Муррр.
Вряд ли это было улыбкой, но мне показалось, что этот зверь осклабился.
— Помочь даме — наш долг.
Я отчаянно зашептал на ушко лежащей на моих руках Кате:
— Продолжай, тебя почему-то слушают.
Катя, по-моему, даже приосанилась.
— Мы хотели бы помочь этому миру. Но не знаем как?
— А я знаю, — из задних рядов раздался неприятно-визгливый голос, вместе с которым в передних рядах появился крокодил со сплющенной и изогнутой мордой, — вот он, наверное, очень вкусный, а свеженькое здесь — редкость.
Он показал на меня каким-то отростком на теле. По начинающимся крикам стало понятно, что примерно треть этих, то ли животных, то ли существ желает нас съесть, причем меня в первую очередь. Еще одна треть голосовала за мораторий такого вида казни. Ну а остальные, по-видимому, пока сомневались.
Кабанья голова предложил спокойно обдумывать ситуацию. Он опять повернулся к Кате и, с явной надеждой, спросил:
— А может быть, того, мы, и вправду, его съедим, а тебе поможем? Как ты на это смотришь, — почему-то он всегда обращался только к Кате.
Теперь слово было за ней. Интересно, как она отнесется к тому, что меня растерзают прямо на ее глазах. Катя потянулась, вот уж не ожидал, что она может это делать так привлекательно.
— Вы хотите, чтобы я надежно помогла этому миру или так себе?