— Да, — радостно сказала Искорка, — такой же в точности.
— Мать твоя — из рода владетелей Узорчатых Башен, служивших Светозарному с незапамятных времён, — поведал колдун тогда истину. — А башни те стояли когда-то за Каменным Морем, в Старой Земле стояли они, и, может быть, стоят там и до сих пор. Потому ненавидит тебя тётка и со свету сживает: течёт в тебе древняя кровь, не спрятать её. Тяжело рядом с такой кровью существовать простому человеку, сознание не вмещает истины, но чувства бунтуют и хочется сломать да разбить, как всё они ломают, что не похоже на них и им не нравится.
— Но кто решится пересечь Каменное Море? — спросила Искорка, и поняла вдруг, кто мог бы совершить такой подвиг.
Колдовская сила и древняя кровь.
Страшно стало ей от таких мыслей и вместе с тем рождали они невиданные доселе чувства: а вот бы всё-таки отправиться за Каменное Море!
Искорка бывала уже в домике колдуна, у подножия волны из разноцветного гранита, первой волны, еще и не самой высокой, которая от Старого Леса Каменное Море начинала. Поражал девушку камень, бывший когда-то жидким огнём, а сейчас застывший под ударами давнишней неслыханной бури. Ныло в душе в ответ на неслышную грозную песню заточённого под гранитом колдовского огня. Не умер он, как считали многие. Воистину жил еще под каменным гнётом!
Как стало ясно, что владетель Старолесья стороной Медовары не обойдёт, стали думать мудрые люди, что делать и как им спасаться. Про владетеля дурные вести ещё подоспели да самые свежие: Горячие Ключи натерпелись изрядно, кровь стыла в жилах от рассказов соседей. Жесток владетель и страшен в гневе, а прогневать его легко, и угадать, чем замирить, трудно. Решено было детей и девушек загодя в Горячие Ключи переправить, примут соседи на день-другой, уберегут от злого человека! А чтобы владетель не вздумал, будто его обижают почём зря, решено было отдать ему на поругание Искорку да ещё четверых юных, под такой же несчастливый крик поганки болотной родившихся.
Но колдун не знал о том, и пришёл в дом к Любочаде свататься…
Таким уж его сватовство вышло, что надолго запомнили его люди, и детям потом пересказывали, а те внукам своим заповедали помнить.
Пришёл колдун днём светлым и призвал в свидетели самого Светозарного:
— Ты ли Искра, дочь Весела Бессона и Снежаны с Закатных Гор?
И когда Искорка ответила, что она это, продолжил колдун, не улыбаясь:
— Пойдёшь ли в жёны ко мне перед ликом Отца Света и ликом Матери Тьмы?
Вот когда захолодело сердце! Замуж, — за пришлого, чужого, и чего уж там, страшного! Владеющего магией, знахаря и ведьмака. И ложе с ним делить, как то честным супругам положено? Детей рожать?
А жизнь под палкой тёткиной какова на вкус, знаешь ведь сызмальства…
Не колебалась Искорка ни разу, вёдра с водой отставила, отёрла о подол ладони и громко, звонко на всю улицу ответила:
— Пойду!
Нет глаза и лицо в шрамах, да в том ли дело? Давно ли походы за травами превратились в праздник желанный, давно ли мечты о Старых Землях за морем каменным душу бередили и в дорогу звали? А об олене волшебном так подумала Искорка: хотел бы придти, давно вернулся бы. Забыл тропу к Медоварам, не оглянулся ведь даже, когда уходил.
— Пойдёт она! — обрела дар речи онемевшая от дерзости такой тётка. — А вот не отпущу её, бесприданницу. Не будет вам свадьбы. Не дозволю я!
Колдун будто ростом больше стал:
— Есть приданое у Искры, дочери Снежаниной. Неси сюда его, карга старая, да живой ногою, не то обращу тебя в гадину подколодную.
Что было делать тётке? Принесла она сундучок, Закатных Вершин мастерам кованый. В пыль швырнуть хотела его, чтобы хоть так зятька новоявленного унизить, да не вышло ничего у неё. А Искорку кольнуло болью: не на ней самой колдун жениться хотел, а на сундучке этом вот таинственном. Хранилась в нём тайна, а может быть, даже волшба сильная, колдуну потребная. Но и что бы с того тогда? Главное, заберёт он Искорку со двора тёткиного постылого… и за Каменное Море с собой уведёт. Не замуж, а товарищем, так ведь тоже можно, несмотря на то, что Искорка — женщина?
И тут засвистело с околицы, загикало. Лай ужасный разнёсся по всем Медоварам — мчалка владетель Старолесья на свирепом скакуне, а у стремени его ящероголовые псы бежали, гавкая.
— Не успел я, — с досадой сказал колдун, и кивнул Искорке: — Возьми своё, дитя, и не роняй, что бы ни увидела ты. Отдала ей не тебе принадлежащее, — прикрикнул он на тётку, заметив, что не спешит та из рук выпускать то, что своим назвала сразу же после смерти брата.