А потом Дункан уехал в Америку.
Теперь Дороти снова могла приходить к дедушке Джорджу — так она называла его с детства — хоть каждый день. Конечно, Дункан иногда приезжал в родной город, но обычно ненадолго, и Дороти всегда удавалось устроить так, чтобы за это время они с ним ни разу не встретились.
Она надеялась, что это будет и впредь. Во всяком случае, она собиралась приложить к тому все усилия.
Но судьбе было угодно, чтобы они все-таки встретились. Вот только место и время для этой встречи всемогущая судьба выбрала более чем неподходящие. Сейчас Дороти вовсе не походила на интересную, элегантную и вполне уверенную в себе деловую женщину, владелицу собственного агентства по подбору персонала для фирм и компаний технического профиля. Вымокшая до нитки, в юбке, измазанной грязью после идиотского падения в лужу, с огромной дырой на колготках — сейчас она напоминала самой себе ту нескладную, неуклюжую и вечно растрепанную девчонку, какой она была десять лет назад.
Конечно, со временем гадкий утенок превратился в прекрасного лебедя. Но сейчас это было незаметно. Да, уныло подумала Дороти, сегодня — явно не ее день.
Она так и стояла, отвернувшись от Дункана, В голове вертелась единственная мысль: только бы он не узнал меня, только бы не узнал… И очень надеялась, что он ответит на уговоры своей нетерпеливой подруги и уйдет наконец. Однако Дункан не спешил уходить. Он стоял на месте и пристально смотрел на Дороти, Та демонстративно повернулась к нему спиной. Ну теперь-то он должен понять, что ей очень желательно избавиться от его непрошеного присутствия.
Но Дункан не понимал. Или же не хотел понимать. Краем глаза Дороти заметила, как он нагнулся, поднял тележку и принялся собирать рассыпавшиеся покупки. Она тоже присела и начала поднимать свертки и складывать в тележку, стараясь при этом не поворачиваться к Дункану лицом.
Они одновременно схватились за баллончик крема для бритья, который Дороти купила для Джефа по просьбе Тресси. На мгновение руки их соприкоснулись.
Десять лет назад такое случайное прикосновение наверняка отозвалось бы в ее душе неземным восторгом. Тогда она и не хотела от Дункана ничего большего. Тогда простое касание рук было бы для нее таким же чувственным и возбуждающим, как самая смелая и откровенная ласка… Может быть, именно из-за этих сладостно-болезненных воспоминаний о том, какой беспомощной и уязвимой она была перед ним однажды, Дороти резко отдернула руку. Отдернула, словно обжегшись.
А потом случилось именно то, чего она так боялась. Удивленный такой странной реакцией, Дункан присмотрелся к ней повнимательнее. И хотя Дороти с риском вывихнуть шею отвернула голову как можно дальше в противоположную от Дункана сторону, а намокшие волосы облепили лицо, он все равно узнал ее.
— Дорри, это ты?
Ну и что ей было делать? Продолжить ломать комедию? Сделать вид, что она — не она? Но это был бы уже полный идиотизм. Да и унизительно как-то…
Дороти заставила себя выпрямиться и повернуться к нему. Она даже сумела изобразить вежливую улыбку) долженствующую показать, что она узнает старого друга детства, но при этом явно дает ему понять, что прошлое для нее живо только в воспоминаниях.
— Здравствуй, Дункан. Мне говорили, что ты приехал.
— Ты не пришла на похороны. Франческа так и не поняла, показалось ей или же в его голосе действительно прозвучало осуждение. Она и вправду чувствовала себя виноватой. Но, с другой стороны, вовсе не обязана оправдываться перед Дунканом. Да и что бы она сказала?! Да, я не пришла на похороны дедушки Джорджа, потому что там был ты, а я не хотела с тобой встречаться?! Конечно, со стороны могло показаться, что она просто черствый и бездушный человек и поэтому не выбрала время даже на то, чтобы отдать дань уважения старинному другу ее семьи. Но это была неправда. Она любила дедушку Джорджа так, будто он был ее родным дедом. И уважала его безгранично. И навещала чуть ли не через день…
Но она все равно постаралась устроить так, чтобы в день похорон ее не было в городе.
Ее отец давно вышел на пенсию, и они с мамой уехали жить в другой город — в пятидесяти милях отсюда, поближе к сыну, старшему брату Дороти, у которого уже была своя семья. А когда Эшби-Кросс умер, они вообще были за границей. И Дороти воспользовалась их отсутствием как предлогом для того, чтобы уехать из города. Ей якобы нужно было проверить, все ли нормально в доме родителей. Предлог, надо признать, получился жалким. Но больше она ничего не придумала. Однако ей действительно было необходимо уехать. Смерть дедушки Джорджа потрясла ее до глубины души. В одиночку она еще могла как-то справиться со своим горем. Ей было бы намного сложнее, если бы на похоронах она встретила Дункана.
Если ее решение и удивило друзей и знакомых — которые знали, как она сильно любила и уважала старого Эшби-Кросса, — они все-таки были людьми тактичными и воздержались от каких-либо комментариев.
Неожиданная смерть Джорджа потрясла весь городок. Да, старику было уже под девяносто, но он всегда был таким сильным и бодрым… таким живым.
Джордж Эшби-Кросс скончался скоропостижно. Умер во сне от сердечного приступа. Это была милосердная смерть. Он не мучился, не болел, но от этого никому было не легче — никому, кто был близок к нему, кто любил его и уважал.
Из родных у него не было никого, кроме Дункана. Но зато у него было много друзей. И держался он молодцом. В последние годы дела компании Эшби-Кросса вел управляющий, однако Джордж продолжал каждый день приезжать в главный офис, чтобы быть в курсе всего.
Его будет теперь не хватать очень многим.
— Мои папа с мамой уехали, и я обещала им присмотреть за домом, — холодно отозвалась Дороти на обвиняющее замечание Дункана.
Только теперь она заметила, что он по-прежнему держит в руке баллончик с пеной для бритья. При этом он смотрел на этот несчастный баллончик с каким-то странным выражением тихого бешенства. Дороти поймала себя на том, что невольно загляделась на его руку. Такую красивую, такую сильную… Она тяжело проглотила слюну и отвела глаза. Ведь решила же, что не позволит себе вновь подпасть под его неодолимые чары — чары всепоглощающей и притягательной силы, свойственной большинству красивых и уверенных в себе мужчин.
— Тебя ждут, не хочу тебя задерживать, — выдавила она, очень стараясь, чтобы ее голос звучал холодно и спокойно.
— Ты меня не задерживаешь, — отозвался он. Но Дороти решила, что он сказал это неискренне.
Судя по всему, элегантная спутница Дункана уже едва сдерживала раздражение. Она нетерпеливо постукивала туфелькой по мокрому асфальту, а на ее красивом точеном лице отражалась неприкрытая ярость. Как ни странно, она была вовсе не жгучей брюнеткой, а платиновой блондинкой. Очень красивая женщина, да. Но то была равнодушная и холодная красота. Небесно-голубые глаза были слишком пронзительными, их взгляд — слишком презрительным. Дороти невольно поежилась.
— Данк, мы опаздываем, — в очередной раз повторила роскошная блондинка.
Дороти с вызовом повернулась к ним спиной и продолжила собирать в тележку рассыпавшиеся покупки. Когда она в очередной раз выпрямилась, чтобы сгрузить в тележку подобранные покупки, Дункан протянул ей баллончик с пеной для бритья. Ей пришлось перегнуться через коляску, чтобы его забрать.
— Это твое, я так думаю.
Какая-то странная нотка, прозвучавшая в его голосе, заставила Дороти повнимательнее присмотреться к нему.
Взгляды их встретились. Дороти невольно задержала дыхание. Она уже и забыла, какие красивые у него глаза — серые, точно осеннее небо в дожде. И предельно выразительные. Однако сейчас его взгляд не выражал вообще никаких чувств, лицо оставалось непроницаемым. Он заметно повзрослел. Его черты стали жестче. И именно эта жесткость, которой не было раньше, задела какую-то чувствительную струну у Дороти в душе. Она вдруг с поразительной ясностью осознала, что перед ней стоит до умопомрачения красивый мужчина. И главное — сексуальный мужчина, привлекательный и абсолютно недосягаемый. Дороти никогда не строила иллюзий на свой счет. Она была интересной женщиной. У нее было определенное обаяние. Кое-кто даже считал ее красивой. Но она хорошо понимала, что в ее внешности нет ничего выдающегося. В отличие, скажем, от подруги Дункана. Та сразу же привлекала внимание своей красотой и изяществом.