Гвоздем «скромной трапезы» стал приготовленный по старинному рецепту фазан, оказавшийся не по силам Джозефу. Сюзан и Мэри наперебой предлагали избалованному малышу то одно, то другое, в результате чего он ощутил себя центром внимания и совершенно перестал слушаться.
— Отдай ему картофель! — скомандовала Миллисент Генри, и тот немедленно переложил две картофелины со своей тарелки сыну.
— Но у нас достаточно картофеля! — запротестовала Элизабет.
— Отдай ему воду! — последовал новый приказ. Генри переставил стакан минералки к тарелке сына и осушил бокал вина.
Миллисент схватила с тарелки мужа рулетик, обильно намазала его маслом и красносмородиновым джемом — все из порции Гёнри — и отдала сыну. Тот ревел от восторга, глядя на выраставшую перед ним гору еды. Элизабет взглядом пригласила Генри взять добавки, но он покачал головой и отодвинул тарелку. Миллисент тут же принялась уписывать его порцию, весьма быстро ее прикончив, и лишь после этого приступила к своей. Генри полными слез глазами с любовью смотрел на сына. Встретившись взглядом с Сарой, он улыбнулся ей.
Джозеф взгромоздился на стул с ногами, вытащил игрушечную машинку и принялся катать ее по скатерти.
— Займись ребенком! — приказала Миллисент, и Генри обошел ее, поднял сына и, вместо того чтобы вернуться на место, сел рядом с Сарой. Малыш тут же принялся катать машинку по руке Сары.
Стивен, Элизабет и Нора наблюдали за американским семейством со сдержанным неодобрением. Разумеется, ни один из сыновей хозяев дома в жизни не позволял себе такого поведения за столом. Чем их дети сейчас занимались? Гуляли в полях, играли в доме или ужинали на кухне с Ширли и Элисон? Не гнушаясь, разумеется, сластями с подносов для зрителей, при благосклонном попустительстве девушек. Вошедшие для смены блюд Элисон и Ширли, казалось, сдерживали смех. Они опустили на стол подносы с пудингами и вышли. Закрывшаяся дверь в кухню отсекла восклицание одной из них:
— Ах вы, шалуны!..
Гостям предложили пудинг. Миллисент взяла три порции — для себя, Генри и сына, поставила перед каждым по тарелке. Легкий сливочный пудинг, рецепт семнадцатого века. Жан-Пьер, подошедший за порциями для себя и Мэри, сделал заявку на рецепт. Джозеф с восторженными воплями начал уплетать свою порцию, быстро ее прикончил и потянулся к тарелке отца. Миллисент быстро убрала от сына пустую тарелку и заменила ее полной тарелкой Генри, вернувшись после этого к своей порции, неторопливо уминая ее, уделяя десерту все внимание, ни на что не отвлекаясь.
Кто-то, потешаясь, хрюкнул в кулак или в салфетку, несколько издевательски, или, по крайней мере, иронически, и молодая американская дама, скромно, но решительно следуя нормам авангарда цивилизации, немедленно отреагировала на это нарушение приличий.
— Генри, уложи Джозефа. Проследи, чтобы он почистил зубы, и не забудь пожелать ему спокойной ночи.
В саду публика уже занимала места. Слухи о вчерашнем успехе распространились по окрестностям, любители театра и любители музыки готовы были, как и в Бель-Ривьере, наслаждаться пьесой, стоя между деревьями. По окончании спектакля они выстроились в очередь, чтобы поблагодарить и поздравить Стивена и Элизабет.
Кто-то предложил поехать в кабачок, располагавшийся на пологом берегу реки. Миллисент выразила желание отправиться туда. Все ждали, что она прикажет Генри остаться с перевозбужденным ребенком, отказывающимся ложиться спать, но Генри направился к машине с сыном на руках, вручил его жене, и их машина присоединилась к процессии труппы, старых друзей, новых друзей.
В сумерках они сидели на траве под деревьями, пили, слушали Жана-Пьера, восхваляющего тихие прелести Англии. Сам он никогда севернее Лиона не жил, северным летом наслаждался впервые в жизни. Джозеф наконец уснул, отец бережно держал его на руках, закутав в свой пиджак. Сара села подальше от Генри, рядом со Стивеном, возле которого пристроилась также Сюзан с заплаканными глазами. Во многих глазах часто, очень часто гостили слезы. Генри смотрел в сторону, его глаз никто не видел.
Вернувшись, Сара подтвердила Жану-Пьеру, что ранний отъезд ее устраивает. Она попрощалась со всеми, кого не суждено было встретить в Лондоне. Многие восклицали: «Увидимся в Бель-Ривьере!», — что очень нравилось французскому гостю.
— Настоящая Жюли живет во Франции, — не уставал повторять он.
И все с ним соглашались.
Генри отправился наверх, прижав к себе ребенка, не поднимая взгляда.
Сара поспешила в свой номер, чтобы прервать нескончаемый поток прощального многословия. Спать не хотелось. Ранним утром она спустилась вниз, вышла и наткнулась на сидящего на ступенях Жана-Пьера. Передвигая налитые свинцом ноги, она прошла с ним на стоянку. Уже отъезжая, обернулась и увидела на крыльце Генри, глядящего вслед удалявшемуся автомобилю расширенными глазами. Его бледное лицо с горящими черными глазами — последнее, что она сохранила в памяти.
Ехали быстро, но не настолько, чтобы не заметить на придорожной стоянке группу помятых фигур, маячивших возле ободранного фургона с кривоватой надписью «Чаек-сахарок». Взгляд Сары выделил из группы троицу, в состав которой входила Джойс. Попросив Жана-Пьера остановиться, Сара вышла, умышленно хлопнув дверцей, чтобы привлечь внимание. С десяток голов повернулось на звук. Вчерашний юнец выглядел призраком. Букет исходивших от Бетти сногсшибательных ароматов — преобладали сивуха и скисшие, протухшие кожные выделения — окатил Сару за несколько шагов. Вызывающий взгляд больных красных глаз Бетти ей пришлось преодолеть, как сильный встречный ветер. Сара и сама ощущала абсурдность своего появления здесь — в шикарном автомобиле, из мира старинных поместий, успеха, интересной работы, из мира денег… Джойс засияла навстречу ей привычной лучезарной улыбкой, как будто ожидала она от жизни лишь добрых вестей, и от тетушки ничего иного не надеялась услышать. Сара ощутила два противоречащих друг другу желания: нежно прижать ее к себе и схватить за шиворот, встряхнуть хорошенько. Молодой человек щурился, солнечный свет раздражал его ослабевшие глаза.
— Ну Джойс, как делишки? — осведомилась Сара нейтральным тоном.
— О, тетя, отлично, спасибо, — сияла Джойс.
:- В город подбросить?
— Но нас слишком много.
На лице Бетти появилась ехидная усмешка, предварившая ответ Сары:
— Все вы в машине не поместитесь, я приглашаю только тебя.
— Нет, тетя Сара, спасибо, мы вместе.
— Что ж, звони. — Сара отвернулась, шагнула к машине, но вернулась, чтобы дать Джойс денег, одновременно размышляя о том, что такое двадцать фунтов для девушки, которая пыталась украсть три тысячи. Бетти с хозяйским видом сгребла деньги чуть ли не из рук тетки.
— Вон та, с красивыми волосами — моя племянница, — сообщила Сара Жану-Пьеру, думая о том, что только что предлагала подбросить бродяжку без ведома хозяина машины.
— Честно говоря, Сара, я удивился, увидев вас с этими людьми.
— У вас таких недостойных родственников нет?
Выражение его лица явно показывало, что во Франции в этом отношении дела обстоят куда лучше, но кривить душой Жан-Пьер не стал и признался, что его шестнадцатилетний младший брат вызывает опасения семейства и добавляет бедной матери седых волос.
— Наркотики?
— Похоже на то. Но пока, слава богу, не самые худшие.
— Желаю, чтобы вам повезло и у вас с ним все наладилось.
— Да, везение — это то, чего нам всем всегда не хватает, — покачал головой Жан-Пьер, как бы жалуясь на тяжелые времена.
Сара сразу отправилась в театр. На ее столе уже лежала ежедневная пресса с рецензиями на спектакль. Для еженедельников рановато. Заголовок «Она была бедна, она была честна» встретился дважды. «Пышный экзотический антураж не смог прикрыть скудость замысла…», «Мартиника — рай для туристов…», «Меня до глубины души возмутили…» — бурная реакция феминистки.