Юрий Сааков
Любовь Орлова. 100 былей и небылиц
По числу свидетельств о себе, о своей творческой и особенно частной жизни Любовь Орлова вряд ли может тягаться с некоторыми западными суперзвездами. Скажем, о Грете Гарбо или Марлен Дитрих их наверняка больше. Зато по обилию противоречий в этих свидетельствах советской кинозвезде нет равных в мировом кино. В этом смысле она рекордсменка, кандидат в «Книгу рекордов Гиннесса». И тому есть как объективные, так и субъективные причины. Объективные родились из сопоставления всего, что писалось и говорилось об актрисе до 1985 года, когда Орловой уже 10 лет не было в живых, но она продолжала оставаться образцовой советской актрисой, верой и правдой служившей своему народу и лояльной тогдашнему режиму. До тех пор, пока пересмотру не подверглись все, без исключения, советские культурные ценности и взгляды, в том числе взгляд на такую одиозную «звездную» пару, как Орлова и Александров.
Субъективность же вносило окружение Орловой и в первую очередь сам Г. Александров. А он обладал удивительной способностью преподнести даже факты, имевшие место, в таком фантастическом, как теперь бы сказали – в жанре «фэнтези», обрамлении, что многим из них не верили даже современники режиссера. Тем более это внушает недоверие теперь, когда александровская способность красиво присочинить, даже приврать, стала уже притчей во языцех.
Как бы то ни было, к своему столетию в феврале 2002 года имя Л. Орловой оказывается под таким грузом всех этих реальных и мнимых противоречий, что в них пора разобраться основательно, хотя бы в связи с такой круглой датой. И если плясать от нее, от орловского, как теперь сказали бы, «стольника», то пусть таким «стольником» исчисляются и все были, которые дошли до нас об этой великой актрисе, и все небыли, которое сложило о ней время – ее собственное, отпустившее ей, к сожалению, только 73 года жизни, и последовавшие за ними 26 лет, особенно последние 16. За которые об Орловой сказано и написано во много раз больше, чем за все 40 лет, начиная с ее победоносного появления в «Веселых ребятах».
Сложенные вместе, эти орловские были и небылицы еще и совпадут с цифрой, которая к выходу такой книги составит общую продолжительность жизни «звездной» пары: спустя год после столетия Л. Орловой ее нагонит со своим «стольником» Г. Александров.
Итак, 100 былей и 100 – для ровного счета – небылиц про Любовь Петровну Орлову.
И для еще более «ровного счета» – 100 фотографий о том и другом, треть из которых публикуется впервые.
БЫЛИ
1
Жена актера Н. Черкасова рассказывала, что однажды Л. Орлова, порывшись в бумагах, загадочно спросила ее:
– Хотите увидеть автограф Льва Толстого?
– Еще бы!
Актриса показала Черкасовой поздравительную открытку писателя… ей, Любочке Орловой.
– Сколько же вам было лет? – поразилась черкасовская жена.
– Шесть. Это он поздравляет меня с шестилетием.
– Хороший поклонник для начала, – заметила собеседница.
– Мне было очень жалко, когда он умер, – призналась актриса, – и я долго плакала…
Это происходило в московской квартире Александрова и Орловой. А во Внукове, на даче, режиссер вел гостей на второй этаж и среди прочих реликвий, украшавших стену крутого лестничного подъема, демонстрировал дешевое издание Л. Толстого в «Посреднике» – «Кавказский пленник» – с собственноручной надписью классика: «Любочке – Л. Толстой».
– Хотите увидеть автограф Льва Толстого?
Вспоминал ли автор «Войны и мира», какая именно «Любочка» написала ему однажды, как нравятся ей его сказки, неизвестно. Факт, что такой автограф существовал, – я сам его видел – и где он теперь, известно одному Богу и не слишком заботившимся об уникальном архиве актрисы родственникам…
Между тем Г. Александров, показывая на толстовскую реликвию, небрежно бросал:
– Дружили домами…
А «дружили» потому, что были родственниками, хотя и дальними. Дядя матери актрисы, Евгении Николаевны Сухотиной, Михаил Александрович Сухотин женился на старшей дочери Л. Толстого Татьяне Львовне (Воспоминания Т. Сухотиной-Толстой, прожившей до 1950 года и, следовательно, заставшей «звездный» час внучатой племянницы своего мужа, изданы у нас и за рубежом). Так что мать Л. Орловой приходилась Л. Толстому свойственницей, а уж кем была ему сама Любочка, трудно сказать. Да и виделись они вряд ли. Хотя однажды писатель и посетил огромное имение М. Сухотина Кочеты и чуть не заблудился в его необъятных угодьях. Но были ли в то время в Кочетах Орловы с детьми и ходили ли, как хозяева имения, на поиски «дедушки» Толстого, никто не знает.
Однако тщеславной Евгении Николаевне очень уж хотелось, чтобы знаменитый писатель прознал о существовании ее Любаши. И она предложила дочери написать великому родственнику и признаться, в каком восторге она, Любочка, от его сказок. В ответ на это признание Л. Толстой и прислал Любочке «Кавказского пленника» и поздравлял потом с днями рождения.
Интересно, что спустя 15 лет, в 1923 году, Александров, проводя почему-то в Ясной Поляне свой «пролеткультовский» отпуск и даже познакомившись там с 75-летней сестрой Л. Толстого («Черт ее знает, как ее зовут!»), писал оттуда С. Эйзенштейну:
«Вообще гнездо такое небольшое контрреволюционное, но грязь, мрак, брр!»
Знал бы он, что из этого «брр», вылетали когда-то именные подарки и поздравления его великого хозяина Орловой, вряд ли написал бы о месте своего отдыха так пренебрежительно…
2
Гораздо больше воспоминаний осталось у Л. Орловой от знакомства с семьей Ф. Шаляпина, с детьми которого они, сестры Орловы, Нонна и Люба, оказались дружны по гимназии. Началось все с дружбы старших гимназисток, Нонны Орловой и Ирины, или Рири, как ласково звал ее отец, Шаляпиной. Потом к ним присоединились Любочка и младшие Шаляпины.
В особняке великого певца на Новинском бульваре сестры Орловы чувствовали себя как дома. Особенно общительная и одновременно проказливая Любочка. Однажды она так расшалилась, что уронила и вдребезги разбила одну из двух больших дорогих ваз, привезенных певцом из-за границы. И, конечно, разревелась – не с только с горя, сколько в предчувствии неминуемого наказания. И никто: ни младшие Шаляпины, ни его жена Иола Игнатьевна, которая не могла скрыть досады от Любочкиной неповоротливости, не могли успокоить проказницу. Даже у вошедшего в комнату Ф. Шаляпина это не получилось. Тогда он решил вопрос по-своему: взял такую же вторую роскошную вазу, грохнул ее об пол и сказал:
– Ну вот, теперь мы с тобой оба одинаково виноваты!
После того, как ровно половину ее вины хозяин дома взял на себя, Любочка сразу перестала реветь и даже улыбнулась…
Так что среди всего прочего, что недостает ныне и без того в небогатом – за давностью времени – интерьере Дома-музея Ф. Шаляпина на Новинском бульваре, не хватает двух дорогих ваз, расколотых «на равных» Любовью Орловой и Федором Шаляпиным…
3
Наиболее памятным из шаляпинских впечатлений остался для Любочки спектакль, поставленный в доме Ф. Шаляпина по детской опере автора песенки «В лесу родилась елочка» Е. Ребикова «Грибной переполох». И до этого она пела некую Розу в чьем-то «Цветнике», но «Грибной переполох» сделал ее «настоящей» артисткой.
К созданию спектакля Ф. Шаляпиным были привлечены лучшие, далеко не «детские» силы Москвы. Задник расписывал сам Б. Кустодиев, а детали оформления перед ним делали в мастерских частной оперы С. Зимина. Великолепны были и сказочные детские костюмчики – от «самой Ламановой», известной тогда и потом, когда она одевала уже знаменитую Л. Орлову, московской модельерши. Даже афишка спектакля была чуть ли не от руки разрисована Л. Бакстом, и в ней были обозначены не роли, а – держи выше! «партии».